История воина - Аллан Коул

Я не выразила никакого протеста, чтобы изобразить скромность. Черт возьми, он и должен меня бояться!

– Я полагаю, что он намерен расправиться с тобой в самом начале битвы, – сказал Гэмелен. – Ты и сержант, которая вырезала сердце его брата. Я уже говорил с Исмет и дал ей столько защитных средств, сколько было возможно. Я думаю, что опасность ей угрожает не больше, чем кому-либо из нас, но она, безусловно, огромна. Тебе нужен еще больший щит. Садись напротив меня.

Я сняла свой меч и села, так же скрестив ноги, как и он. Гэмелен вытянул костлявую руку и продекламировал:

Сокол охотится высоко,

Его жертва спокойна,

Хорек не двигается,

Его след потерян.

Когда он закончил, то сказал:

– Я думаю, что архонт мог угадать заклинание хорька, которое я дал тебе перед последней битвой, чтобы сделать тебя охотящимся зверем, поэтому я отнял его.

Я благодарно кивнула, хотя в моем сердце я чувствовала потерянность – Гэмелен до сих пор не понял, что значили для моей семьи эти маленькие животные и как их духи помогали нам. Если это заклинание исчерпало себя, я собиралась попросить его о другом, дающем мне сходство с другим хищным зверем.

– Что-нибудь другое должно помочь, – сказал он. Он взял маленький золотой серп и положил его против останков сердца архонта. – Вытяни руки ладонями вверх. – Он дотронулся серпом до моих запястий, там, где бешено бился пульс. – Я уже приготовил травы и гадал.

Затем он снова запел:

Нет уже песен, которые можно спеть,

Нет уже слов, которые можно произнести.

Кровь за кровь.

Пусть сейчас умрет кровь этого человека

И станет красным паром,

Чтобы глаза этого человека, все еще живого,

Покрылись облаком из нее.

Пусть его глаза видят,

Но идут дальше,

Не замечая.

Закончив, он произнес нормальным голосом:

– Это все, мой друг. Боюсь, что основную защиту завтра дадут тебе твой меч и твои сестры.

– Более того, – сказала я, – ни один воин не может пожелать большего, чем благословение Маранонии и Тедейта. – Я стала вставать, но тут неожиданная идея остановила меня. – Гэмелен… Я не воскреситель. Но… вы говорили несколько минут назад, что архонт вероятнее всего не направлялся в эти моря в начале бегства, но теперь рассчитывает на какие-то преимущества. Будут ли это – могут ли это быть – вулканы, к которым мы двигаемся?

Я увидела, как побледнело лицо Гэмелена, даже несмотря на мерцающий свет свечей.

– Магия земли, – прошептал он, больше для себя, чем для меня. – Здесь, где она растет из сердца мира? – Он долго думал, затем тряхнул головой, стараясь успокоиться. – Нет, Рали. Даже при помощи волшебных искусств, привезенных из Далеких Королевств и поведанных нам твоим братом, я не думаю, чтобы архонт это смог. Чтобы прикоснуться к, этим силам, нужно быть не просто великим воскресителем, работающим на пределе своих возможностей, но нужно пойти на такую жертву, огромную жертву, что нельзя и представить… Но в какую-то минуту я в этом усомнился. Спасибо, Рали. Ты дала мне кое-что важное сейчас. Не только напоминание о том, что моя голова такая же старая, как и мои кости, но также и то, что я провожу слишком много времени, копаясь в своих мыслях, и недостаточно интересуюсь чужими. Пожалуйста, Рали, рассказывай мне о своих представлениях, не важно, насколько мало значения ты им придаешь. Архонта, возможно, просто вынесло в эту бухту, но, как известно, существует огромная разница между выслеживанием зверя в его берлоге и отдыхом на его шкуре перед зимним камином.

– Это вы мне рассказываете? – засмеялась я, вспомнив, как первый раз вышла на огромного бурого медведя с копьем и чем это закончилось. Мне повезло, что попалось достаточно толстое дерево, способное выдержать вес юной девушки, но недостаточное для огромного животного, неожиданно превратившегося в охотника. – И мне понадобится все, что я смогу взять с собой. – Я остановилась. – Удачи вам завтра, Гэмелен. Удачи всем нам.

Я вышла в полную отвратительного запаха ночь, зная, что ни мне, ни кому-либо еще не уснуть, пока архонт не умрет.

Поздно ночью мы изменили курс. Прямо перед нами был первый из огромных вулканических конусов, поднимающихся со дна океана. В красном свете мы увидели огромные буруны, разбивающиеся об основание горы. Оказалось, что другой земли, помимо вулкана, не было. Попытавшись измерить глубину возле него, мы не достигли дна.

Ночное небо было достаточно светлым, чтобы увидеть все десять кораблей ликантианцев. Они тоже поменяли курс, прижимаясь к вулканам. К моменту, когда конус вулкана остался у нас за кормой, уже рассвело, и видимость была очень хорошей.

Впереди, расположенные на одном уровне по отношению к океану, высились еще три вулкана, все они были не такими высокими и не такими пугающими, как тот, что мы только что обошли. Это были не изолированные вершины, они были соединены между собой низкими отрогами, которые шли в сторону горизонта на расстоянии, которое мы только могли видеть. Наконец-то архонт был полностью и по-настоящему в ловушке.

С рассветом корабли архонта и Симеона были выстроены в боевом порядке и опустили паруса – либо ожидали сигнала к атаке, либо подпускали нас ближе. Рассвет был темным – воздух был таким пасмурным и плотным, как в центре лесного пожара. Мне казалось, что я слышала грохотание вулкана позади нас, но более вероятно, это был звук моря, накатывающегося на рифы.

Море было серым, взбудораженным, почти настоящий шторм. Ветер переменился, теперь он дул не сбоку, а прямо в лицо. Мы опустили мачты на корабли, это всегда делается, когда галеры готовятся к бою, для того чтобы обезопасить гребцов в случае, если мачта опрокинется, а также чтобы обеспечить полную эффективность работы весел. Все скамьи были заняты людьми, звучали боевые барабаны. Глухие звуки разносились ветром от корабля к кораблю, ритм не только помогал ударам гребцов, но и горячил кровь перед надвигающейся битвой. Он заставлял напрягаться мышцы моряков Холлы Ий, но моим девушкам вряд ли было нужно подбадривание. Теперь наконец долгая борьба между Ликантией и Ориссой будет закончена, и не имеет значения, насколько могуществен колдун – последний архонт.

Остальные четырнадцать кораблей нашей эскадры едва виднелись в полумраке, с опущенными мачтами, единственными выступами над боевыми палубами были сигнальщики. Пока сигналы не посылались – наша тактика была разработана задолго до этого момента. Каждая галера должна была выбрать цель, сблизиться с этим кораблем и взять его на абордаж. Капитан Ий и мои сержанты, отвечающие за отделения гвардии на одиннадцати кораблях, должны были следить за тем, чтобы при опасности для кого-либо из ориссиан прийти к ним на помощь, если это будет возможно. Если возникнет ситуация, в которой терпящие поражение ликантианцы будут пытаться бежать, они должны будут их атаковать, не давая пощады.

Ликантианские суда были значительно больше и сильно отличались от наших. Это были скорее корабли, чем галеры; на каждом из них высились две или три палубы над ватерлинией и по три мачты и бушприт с парусом. Они были, как мне сказали, гордостью флота Симеона – быстрые, хорошо вооруженные суда, отличающиеся от военных, пожалуй, только роскошью. Теперь, когда ветер дул сзади, у них было значительное преимущество.