Моя подруга - месть - Елена Арсеньева

Значит – что? Значит, рыжий не знает про Азиза? Быть того неможет! Вернее всего, Виктор, по обыкновению своему, из осторожности, а можетбыть, повинуясь некоему вещему чувству, которому он, в отличие от Марьяны,доверился, изменил место встречи с Азизом. Скажем, они решили пренебречьутонченным комфортом и провести все это время в более рабочей обстановке. Аможет быть, и комфорт никуда не делся: откуда, в конце концов, Марьяне знать,сколько вилл у этого самого Азиза, коего она видела всего лишь раз, да и томельком, так что встреться она с ним на улице – в упор не узнает?

Главное же – рыжий не знает, где Виктор. Но, похоже, готовна все, чтобы узнать….

Марьяна встрепенулась. О Господи! О чем она все времядумает? Если он определил срок их смерти, значит, пока все еще живы! Санька,Лариса, Надежда. А если не найден Виктор, значит, жив и Григорий!

Ее охватило такое облегчение, что даже ноги подкосились.Мощная, густо заросшая рыжей шерстью рука протянулась и подхватила Марьяну, итой лишь чудом удалось сдержать дрожь отвращения.

– Вы, я вижу, едва держитесь на ногах. Абдель, проводи нашуновую гостью к остальным.

– Где они? – с тревогой спросила Марьяна.

– В моем доме, – был ответ.

– А где ваш дом?

– Ну, ну! – усмехнулся рыжий. – В пустыне. Этого для васвполне достаточно. А пустыня велика! Как говорится, пустынна четверть мира.Поэтому пустые надежды выбраться отсюда самостоятельно оставьте вашей амазонке.Но и не отчаивайтесь так уж особенно. В вашем распоряжении тридцать часов,чтобы образумиться – и открыть мне местонахождение господина Яценко. Сейчас-товы, конечно, убеждены, что ни за что не выдадите своего благодетеля. Однако,как говорится на Востоке, от вечера и до утра каких только чудес не бывает, чтосоответствует русскому выражению – утро вечера мудренее. Надеюсь, мудростьосенит вас своим крылом… во имя вашего же блага, Марьяна.

– А если, предположим, я и в самом деле не знаю, гденаходится Виктор, тогда что? – осторожно спросила Марьяна.

Как странно он смотрел на нее, этот рыжий. Во взгляде егобыло что-то необъяснимое: он и притягивал, и пугал.

– Вы сами понимаете, что не в моих интересах открывать своеистинное имя, – начал рыжеволосый медленно и обстоятельно. – Люди, с которыми яобщаюсь, привыкли к моему прозвищу Рэнд. Это слово в арабском языке довольномногозначно. Меня вполне устраивает его основной смысл – гуляка. Поверьте, мнеочень – повторяю: очень! – не хотелось бы, чтобы в отношении вас оправдалосьеще одно значение этого слова.

– Какое же? – тихо спросила Марьяна, и ей показалось, чтоона знала ответ еще прежде, чем янтарные глаза сузились, а негромкий голосравнодушно бросил:

– Убийца. Мстительный убийца!

Дверь распахнулась, и на пороге возник Салех. На его лице быланаписана тревога, и сердце Марьяны радостно ёкнуло в безумной надежде –нагрянула полиция! Но, как ни быстро, взахлеб говорил Салех, она все жеразобрала несколько слов. Эти слова заставили ее ахнуть, заломить руки.

Санька! У Саньки приступ! Этот поганый Салех так и сказал:«Мальчишкой овладел Зухал!» Марьяна знала: арабы полагают, будто падучуюболезнь насылает звезда Зухал – то есть Сатурн. В народном суеверии это понятиедо сих пор сохранилось. И лечат здесь падучую самыми жуткими, бесчеловечными методами:прижигая припадочного раскаленным железом.

Забыв обо всем на свете, она кинулась к Абделю, схватила егоза руку, затрясла нетерпеливо, так, что пистолет ходуном заходил и уставилсяпрямо ей в лицо:

– Скорее! Веди меня к нему!

Толстое черное лицо выразило испуг:

– Да, госпожа. Ваша воля…

Тут же, спохватившись, он воззрился на хозяина, но чеканныечерты Рэнда выражали благосклонную усмешку:

– Ладно, ладно, Абдель, поторапливайся!

И, едва не сметя с пути застрявшего в дверях Салеха, Марьянас Абделем выскочили в коридор, однако… однако Рэнд окликнул их:

– Еще минуту. Марьяна, возьмите ваши вещи. Они помогут вамскоротать время.

– Вещи? У меня не было никаких вещей, – изумленно обернуласьМарьяна.

– Эта книга, – произнес по-английски Борис и, шагнув вперед,подал Марьяне синий томик, который она, чудилось, видела когда-то невероятнодавно, в прошлой, а то и позапрошлой жизни. Но – всего лишь три-четыре часаназад она нервно листала «Тайну пирамиды Хеопса». Странно, что отвратительныйСалех ее не присвоил. Хотя на что ему русская книжка? Он небось и по-арабскичитать не умеет.

А вот вопрос: почему Борис говорит по-английски? Неужели всееще льстит себя надеждой, что Марьяна его не узнала?

Узнала, и очень легко, а теперь так же легко прочла вбольших карих глазах откровенную жалость. Наверное, именно так смотрят наприговоренных к смерти, которым предстоит узнать о казни лишь тогда, когда пуляуже пробьет им голову!

Но сейчас ее собственная жизнь не очень много значила дляМарьяны. Ни на шаг не отставая от Салеха, который рысью мчался по коридорам илестницам, и непрестанно ощущая на шее тяжелое пыхтенье Абделя, Марьяна бежалавперед, начисто забыв о том, что надо бы наблюдать, запоминать, и двери,ступеньки и повороты, которые могли послужить хорошей приметой, расплывались вее глазах, вдруг наполнившихся слезами. Одно только и оказалась она способнойпонять, что спустились они этажом ниже. Уже перед дверью, которую торопливоначал отмыкать Салех, она вспомнила, что главное успокоительное для Саньки – еесобственное спокойствие, и успела торопливыми, судорожными движениями размазатьслезы по щекам. Однако через минуту поняла, что зря старалась: даже ворвись онас истерическим воплем, Саньке не стало бы хуже.

Хуже было просто некуда…

Он бился в руках Надежды, выгнувшись дугой, и всей силы БМПне хватало, чтобы сдержать худенькое детское тело. С губ Саньки рвался хриплыйкрик, а потом глаза его закатились. Он потерял сознание, однако судорогипродолжали скручивать тело.

Марьяна подскочила к Надежде, перехватила Саньку, попыталасьуложить себе на плечо его запрокинутую голову на словно бы окостеневшей шее.Мельком увидела, что губы мальчика посинели, а лицо и шея налились кровью.

Марьяна с тревогой ощупала его мокрые штанишки: дела, видно,были совсем плохи – припадок ударил с внезапностью взрыва.