Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни

Сегодня приехали родственники жениха Анджу, чтобы обсудить детали будущей свадьбы. Встречу сложно было назвать смотринами, потому что все знали, что жених и невеста уже познакомились, о чем шушукались слуги, и не только в нашем доме.

Мать Сунила, милая и мягкая женщина, которая очень сильно жестикулировала во время разговора, говорила о своем сыне, словно оправдываясь:

— Наш Сунил решил всё взять в свои руки. Он даже не предупредил нас о своей задумке, иначе я отговорила бы его. Но он сам заранее разузнал, где находится книжный магазин. Вот что происходит, когда ты слишком долго живешь в Америке. Я рада, что он хотя бы согласился жениться на девушке из Калькутты.

По тону матери Сунила я всё же поняла, что, несмотря на его проделки, а может именно благодаря им, она очень гордится сыном.

— Он прекрасно знал, что если привезет сюда американскую жену, двери нашего дома будут закрыты для него, — сказал отец Сунила, явно руководящий всем.

Он сидел, скрестив худые ноги, похожие на ножницы. На нем были темные брюки американского фасона, которые, видно, ему привез сын. Он с нескрываемой неприязнью смотрел на сандеши в форме ракушек, которые Пиши готовила всё утро. Он отказался от горячих пирожков качури, начиненных горохом со специями, и от дымящегося чая с молоком. Он согласился лишь выпить стакан сладкой воды мишри, но только после того, как его заверили, что она приготовлена из сахара, купленного в магазине, пользующемся хорошей репутацией, и что вода кипяченая. Я была рада, что Анджу придется жить с ним не всю жизнь, а всего лишь год, пока не будет готова ее виза.

Но Сунил казался милым и задумчивым. Он помогал Анджу передавать всем чай: в Америке мужчины делают так. Затем он тихо разговаривал с Гури-ма. «Обещаю… образование, какое только она пожелает…» — донеслось до меня. Худое лицо тети светилось, да и я сама уже почувствовала теплоту и симпатию по отношению к моему будущему свояку и лучезарно улыбнулась, когда он посмотрел на меня.

Как только отец Сунила, мистер Маджумдар оказался не в центре разговора, он тут же раздражился. Он громко кашлянул и спросил Гури-ма насчет ее болезни. Я видела по лицу тети, что она считает такой вопрос бестактным и неуместным, но вежливо ответила, что сейчас чувствует в себе гораздо больше сил, чем раньше.

— Может быть потому, — сказала она с улыбкой, — что я спокойна за девочек. Кажется, их будущее уже устроено.

Она кивнула на меня головой и обратилась к Сунилу:

— Сунил, я хочу познакомить тебя с Судхой. Она мне как вторая дочь, милейшее дитя. У нее такой талант к шитью, вы даже не представляете.

Я залилась краской: похвала от Гури-ма всегда очень много для меня значила. Я соединила ладони, чтобы поклониться Сунилу, но он протянул мне руку и сказал:

— Не надо этих формальностей, мы ведь уже почти родственники.

Я чувствовала себя неловко, но понимала, что у них в Америке так принято, и протянула ему руку в ответ.

Мистер Маджумдар снова кашлянул, он предпочел бы, чтобы его сын вел себя более сдержанно, как подобает жениху, и сказал:

— Ну что ж, осталось обсудить всего несколько деталей. Раз нашему сыну так понравилась ваша дочь, мы решили заключить брак здесь. Хотя, если быть откровенными, в паре других семей, например, Бхадури из Боубаджара, нам предложили очень неплохое приданое.

— Отец! — перебил его Сунил. — Мы же договорились не упоминать о приданом.

— Пожалуйста, не перебивай меня, — продолжил отец. — Я сказал, что мы не будем требовать приданого, и я свое обещание сдержу. Без всякого сомнения, миссис Чаттерджи, имея такое прекрасное происхождение, хорошо знает, что подобает в таких случаях. Для меня безупречная репутация всегда значила намного больше, чем все деньги мира. Именно поэтому я и прекратил общение с семьей Бхадури, как только нам стало известно о старом семейном скандале: одна из их незамужних родственниц покончила с собой. Думаю, вы понимаете, почему. Я не намерен родниться с семьей, в которой имели место подобные инциденты. Лучше пусть будет некрасивая девушка из бедной семьи, сказал я своей жене, чем девушка из семьи с таким позорным пятном. И знаете, семей с запятнанной репутацией очень много. Вы будете потрясены, миссис Чаттерджи, чего только не открывалось: тайные любовные связи, беременности, сбежавшие девушки, которых потом силком возвращали домой…

Я, как загипнотизированная, смотрела на губы мистера Маджумдара. Ужас распахнулся бездной в моей груди, и мне казалось, что моя душа сейчас пропадет там. Я повернулась к Анджу, но она даже не смотрела в мою сторону, с блаженной улыбкой слушая Сунила, который что-то шептал ей на ухо. Я была уверена, что она не слышала ни слова из того, что говорил мистер Маджумдар.

Ах, Анджу, если б ты не была так ослеплена любовью… Что же будет с тобой, если я сбегу с Ашоком?

— Вообще, — продолжил отец Сунила, — наши переговоры с семьей Бхадури продвинулись уже достаточно далеко, но, как я сказал своей жене, я готов безжалостно порвать всякие отношения с самым уважаемым семейством, даже в последний момент. Речь, в конце концов, идет о репутации семьи. Я готов даже после свадьбы отправить невесту обратно к ее родителям, если узнаю что-то нелицеприятное, например…

— Пожалуйста, Маджумдар-бабу, — поспешно перебила его Гури-ма, — только не при девочках! Анджу, Судха, может, вы покажете Сунилу наш сад? Ты слышишь меня, Анджу?

Мы вышли из гостиной. Мне хотелось схватиться за стену, но она ходила ходуном, словно волна. Когда мы вышли в сад, солнце казалось мне выжженной в небе дырой. В мозгу стучала мысль: отец Сунила никогда не согласится на брак сына с девушкой, чья кузина сбежала с мужчиной, которого встретила в кинотеатре.

— Я вернусь через минуту, Сунил. Хочу показать тебе папину книгу Вулф, — сказала Анджу, касаясь руки Сунила. — Судха, подождите меня в жасминовой беседке.

Какой счастливый голос был у Анджу, словно у поющей весной птицы. Я так боялась, что она спросит, чем я взволнована, но она была так влюблена, что не заметила ничего и тут же убежала.

Но Сунил понял, что со мной что-то не так, и, когда мы подошли к беседке, спросил:

— Тебе нехорошо?

— Наверно, из-за жары, — ответила я.

— Обопрись на мою руку, — ласково сказал Сунил.

Он вел меня к скамейке в беседке из жасмина, которую я так любила. Но сейчас запах цветов казался мне слишком сладким, даже тошнотворным, а пятна тени на земле — разинутыми пастями чудовищ, которые вот-вот меня проглотят. Любое мое решение причинит боль близким людям. Если я сбегу, то сломаю жизнь Анджу, а если нет, то разобью сердце Ашока. Я шла спотыкаясь, с закрытыми глазами.

— Осторожнее, — сказал Сунил, схватив меня за руку.

Что за злая доля выпала мне, почему я должна так мучиться, делая выбор?

И тут меня осенило. Это не моя карма. Я же расплачиваюсь за поступки отца — моего обаятельного, безрассудного отца, который принес столько горя семье Чаттерджи.