Гитлер_директория - Елена Съянова

«…Ведь некогда, Солон, до великой катастрофы потопа, у нынешних афинян был город, сильнейший в делах военных, но особенно сильный отличным по всем частям законодательством. Ему приписывают прекраснейшие дела и прекраснейшее гражданское устройство из всех, какие, по дошедшим до нас слухам, существовали под солнцем».

Дальше следует подробное изложение этого «прекраснейшего гражданского устройства» с его сословиями, классами, общественным укладом, законодательством и прочим. В общем, читайте Платона!

«Об Атлантиде я хотел бы говорить с троими…»

Отбывая пожизненное заключение в тюрьме Шпандау, бывший заместитель Гитлера и один из самых последовательных мистиков своего времени Рудольф Гесс в конце шестидесятых — начале семидесятых годов сумел использовать ослабление тюремного режима. Гесс получал газеты, книги, иногда самые свежие публикации по проблемам, которые его интересовали.

Реальное существование Атлантиды было для Гесса аксиомой. Всех, кто подвергал это сомнению, он считал своими личными врагами. И прежде всего — Аристотеля.

Напомню, что Аристотель, называвший себя учеником Платона, произнес знаменитую фразу: «Платон мне друг, но истина дороже» — именно по поводу Атлантиды. «Истина» по Аристотелю заключалась в том, что Платон сочинил Атлантиду в качестве предлога для изложения своих политических взглядов на проблему идеального государственного устройства. А потом он же, Платон, и отправил Атлантиду на дно — так утверждал Аристотель.

В одном из писем отцу в Шпандау (от 16 апреля 1977 г.) сын Гесса Вольф Рюдигер неосторожно привел довод о том, что, будучи учеником Платона, Аристотель должен был хорошо знать и понимать своего учителя, а потому Аристотелю можно верить…

Как же в ответном письме Гесс-отец набросился на сына!

«Твой Аристотель был сопливым мальчишкой, когда Платон уже достиг преклонных лет <…> и мало ли кто чьим учеником себя объявит, чтобы потом позорить своего учителя!.. Платон был афинянином, а Аристотель — да будет тебе известно — родился в Македонии и, прожив в Афинах много лет, так и не получил афинского гражданства <…> него душила банальная зависть провинциала!»

Но у Гесса имелись не одни только кровные враги-антиатлантологи, посягавшие на святое. Продолжая полемику с сыном, он пишет:

«.. Об Атлантиде я хотел бы говорить с троими. Первый, безусловно, авторитетнейший — Геродот. Второй — Диодор Сицилийский, третий — русский историк Николай Жиров, книгу которого я тебе настоятельно рекомендую».

Историческая справка

Историк Геродот около 460 года писал: «К этому соленому озеру прилегает гора, которая называется Атлас. Она узка и со всех сторон закруглена и так высока, что ее вершину не видно, так как она всегда окутана туманом, и летом и зимой. <…> От нее получили название и местные жители, которых называют атлантами. Говорят, что они не едят ничего живого и никогда не видят снов».

Историк Диодор Сицилийский, I век до н. э., автор труда «Историческая библиотека», также пишет об атлантах, живущих возле горы Атлас, в Северной Африке. Замечательно описывает и набеги на атлантов воинственного племени амазонок.

Дополнительное уточнение

Можно предположить, что пристрастие Гесса к первым двум историкам объясняется тем, что сам он родился в Северной Африке, в Александрии.

Чем объяснить интерес к статьям и книгам Жирова?

Если учесть, что в одном из писем Гесс довольно резко и неожиданно высмеял «Тайную доктрину» Блаватской, «Теорию полой Земли» и, как он пишет — «прочие фантазии», то напрашивается предположение, что хотя бы в старости ум Гесса начал тяготеть к здоровому прагматизму и серьезному анализу реальных фактов, которыми и оперирует в своих исследованиях Жиров.

Николай Феодосьевич Жиров, сменив предмет своих исследований, все равно был и оставался ученым.

Великая Отечественная война началась в 3 часа 15 минут часовой артиллерийской подготовкой наступления немецких танковых дивизий группы армий «Центр»; в 4 часа 15 минут первые танки 18-й дивизии форсировали реку Буг. Наступление развивалось стремительно. «Двигаясь по следам 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через реку Лесна[я], но там, кроме русского поста, я никого не встретил, — писал в своих «Воспоминаниях солдата» командовавший наступлением генерал Гудериан. — При моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты».

Были убиты, добавлю я, снайперскими выстрелами в лоб, что сразу навело меня на мысль — недоговаривает чего-то «быстроходный Гейнц»!

К счастью для историка, мемуары оставляют не только генералы и фельдмаршалы, но и их адъютанты. Подлинную картину произошедшего на рассвете 22 июня 1941 года на мосту через тихую речку Лесна[я] можно реконструировать с помощью именно такого мемуариста — личного адъютанта Гудериана барона фон Лестена.

Был и еще свидетель — приглашенная в расположение 18-й дивизии вместе со своей съемочной группой с целью запечатлеть «историческое начало похода против большевизма» Лени Рифеншталь. И как красиво, «по-киношному» там все начиналось…

Первый луч, пробившийся из-за речного тумана, сам помог Лени выбрать ракурс. Ее камера остановилась на лице молодого солдата, лежащего в засаде. Помните это лицо — совсем не волевое, не очень арийское, с окурком в углу рта, в наброшенной на каску маскировочной сетке, — кадр, обошедший весь мир?

Пока шла артподготовка, съемочная группа занимала позиции, устанавливала аппаратуру, ловила скудный свет — готовилась. Приказом самого Гудериана танкистам надлежало всячески содействовать работе группы Рифеншталь; а если попросит, то и позировать. Переправа началась…

Лени направила объектив на лицо стоящего на пригорке Гудериана, но генерал вдруг с досадой отвернулся:

— Мои плавающие танки еще недавно готовились форсировать Ла-Манш, — сказал он Рифеншталь. — Они могли бы идти на приличной скорости на глубине четырех метров, но Буг местами мелкая речонка. Здесь вам не снять должного эффекта. И вообще… знаете, война… подлинная война похожа на усталую женщину, неприбранную, немытую… Валькирий лучше снимать в павильонах Бабельсберга.

— И это говорите вы, генерал?! — воскликнула Рифеншталь, — Вы — живая легенда, воплощение германских побед?! Где же ваш белый танк, на котором вы, говорят, въезжали в Париж?!

Гудериан усмехнулся:

— Белый танк? Взгляните туда!

В клубящемся над рекой тумане медленно шли, рассекая воду, танковые башни. Рифеншталь увидела, как на противоположный крутой берег уже карабкался первый переправившийся танк — грязный, весь в тине.

— Это будет совсем другая война, — едва слышно произнес Гудериан. — И лучше вам ее не видеть.