Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника - Александр Аннин

Петрарка обвел всех торжествующим взором.

– Но у Буридана, невзирая на всю его ученость, не хватило сообразительности официально засвидетельствовать свое восхождение. Так что для истории по закону покорителем Ветреной горы являюсь я! Ну и мой брат Джерардо, разумеется.

– В Париже, дон Жуан, я обязательно познакомлю вас с Жаном Буриданом, – пообещал виконт Нарбоннский. – Это умнейший человек.

Петрарка неодобрительно посмотрел на виконта, но промолчал.

– Сейчас Буридану под шестьдесят, – продолжил виконт, – а в молодости, говорят, у него была романтическая любовная история с женщиной, скажем так, королевской крови… Обманутый супруг выследил их, приказал зашить Буридана в мешок и бросить в Сену. И, представляете, дон Жуан, Буридану удалось выбраться и бежать! Вернулся он в Париж только после смерти того вельможи.

Тенорио понял, что участниками истории были король и королева Франции . Он выслушал виконта с горечью и завистью. Вот ведь какие увлекательные любовные приключения бывают у людей! А все его переживания заключались разве что в ожидании смертельного удара кинжалом в ночной беседке.

Знал бы в эту минуту де Тенорио, что вскоре ему предстоит пережить такие приключения, которые дадут сто очков вперед Буридановой истории…

Тем временем служанка накрыла на стол. Дон Хуан разочарованно констатировал, что трапеза предстоит весьма скудная: форель, запеченная на вертеле, и орехи. На этом, как говорится, гостям предстояло умерить свой аппетит. Причем рыбу, очевидно, принес какой-нибудь местный крестьянин, поскольку мэтр Франческо уловом похвастаться не мог.

Поедая форель, которая, надо сказать, оказалась отменной, Петрарка назидательно вещал:

– Умеренность в пище, господа, это путь к здоровью. Вот сейчас я пишу «Трактат против врачей». Да-да, не удивляйтесь! Этот трактат останется в веках как мое главное произведение. Врачи совершенно не умеют лечить. Вся современная медицина держится на кровопускании. Чуть что – выпустить из человека кровь! Не помогло – значит, мало выпустили. Выпускай все до капли!

– Совершенно с вами согласен, – отозвался де Тенорио. – Пережил это на себе.

Петрарка кивнул.

– В своем трактате я пишу о том, что высший закон медицины – это строгая, неуклонная диета. Диета, господа!

Поэт наклонился над блюдом, и из-за ворота у него вывалился зеленый камень, болтающийся на шнурке.

– Что это у вас, мэтр Франческо? – поинтересовался виконт Нарбоннский.

– А, это… – Петрарка убрал амулет под рубашку. – Я постоянно ношу гемму из яшмы. Знаете, почему? Древние врачи учили, что зеленая яшма предотвращает желудочные и почечные колики. Правда, я не уверен, что это действительно так. Колики у меня случаются, хотя я и ограничиваю себя в еде. Кстати, после рыбы советую всем съесть по ореху. Это весьма способствует пищеварению.

Блюдо с форелью опустело.

– И вообще, – продолжил Петрарка, словно разговаривая сам с собой, – цель моей жизни – не терпеть нужды и не иметь излишек, не командовать другими и не быть в подчинении.

Так прошел обед, который при всем желании никак нельзя было назвать обильным.

– Теперь прошу меня простить, – Петрарка поднялся из-за стола, – но сегодня я слишком много говорил. А ведь я привык наслаждаться здесь, в Воклюзе, безмолвием и уединением. К тому же сегодня мне еще предстоит общение с моим единственным здешним другом, епископом Ковайонским. Его замок в полуверсте отсюда.

На обратном пути в Авиньон дон Хуан был молчалив и задумчив. И не потому, что мэтр Франческо произвел на него какое-то особенное впечатление. О нет! Дон Хуан был поражен не столько личностью поэта, сколько образом жизни, который тот вел.

Человек пишет стихи и трактаты, ловит рыбу, коллекционирует камеи и геммы… не рвется к чинам и богатству, не помышляет о том, чтобы покорить очередную красотку или добиться расположения монархов. И тем не менее его чтит и обожает весь мир, к нему на поклон приезжают виконты! Разве такое возможно?

Оказывается, возможно.

Дон Хуан прекрасно понимал, что сам он неспособен создать что бы то ни было – ни стиха, ни изваяния. Да и не в этом дело.

Он впервые за двадцать три года сподобился воочию лицезреть всю красоту и прелесть уединенной сельской жизни и не мог не позавидовать тому, кто выбрал для себя такую благую участь. Ибо у такого человека нет врагов – ни в лице канцлера Альбукерке или королевы Марии Португальской, ни кого бы то ни было еще.

На следующий день дона Хуана ожидал неблизкий путь в Париж.

Прошло два месяца. Дождливым сентябрьским днем дон Хуан де Тенорио сидел на своем обычном месте в харчевне «Хмельной поросенок» и потягивал из деревянной кружки молодое вино. Со свининой было покончено, и в желудке царила умиротворяющая сытость. Но мира и покоя в душе дона Хуана не было.

Дон Хуан самому себе удивлялся: его нисколько не радовало возвращение в Севилью. После Парижа родной город казался скучным и серым. Или такое впечатление создавалось из-за нескончаемых дождей, обрушившихся на Андалусию нынешним летом? Впрочем, в Париже также часто шли дожди, но даже сырость там была какой-то праздничной, недокучливой. И теперь, сидя в харчевне, дон Хуан пытался понять, почему смертная тоска овладела его душой. Даже поросенок по-севильски, о котором он так мечтал в Париже, показался ему сегодня пресным и невкусным.

Толстяк Мучо, как всегда, сновал по небольшому залу, с видимым удовольствием хлопоча вокруг очередного посетителя. Он был искренне рад возвращению своего завсегдатая де Тенорио, но тот даже не ответил на бурное приветствие хозяина харчевни.

Дон Хуан лишь на днях вернулся вместе с королевским посольством из Франции и получил от дона Педро щедрую награду за успешно выполненную миссию. Это позволило ему расплатиться со своим слугой, арагонцем Пако, за нынешний и прошлый год. Пако рыдал от счастья, пытаясь целовать руки «доброму сеньору». Он твердил, что на днях встретил в Севилье земляка и теперь обязательно отправит эти деньги с подвернувшейся оказией на родину, в Каталонию, своему престарелому отцу…

Единственный солнечный день, выпавший на долю кастильского посольства в Париже, был днем их приезда в столицу разоренной войною Франции. Город бурно праздновал заключение перемирия с англичанами: по улицам шли бесконечные процессии, парижане облачились в костюмы, украшенные разноцветными ленточками, на их шляпах красовались цветы. На площадях и перед церквами разыгрывались театральные действа и пантомимы, всюду были расставлены столы с бесплатной снедью, а городские фонтаны струились не водой, а вином.

В честь праздника перемирия улицы вычистили до блеска, фасады домов украсили тканями и коврами. Даже мостовые были усыпаны цветами. А ночью дон Хуан впервые в жизни увидел фейерверк…

Но вовсе не это празднество было главным событием в парижских воспоминаниях де Тенорио!