Ориан, или Пятый цвет - Поль-Лу Сулицер

Через несколько минут послышался звук открываемого окна на третьем этаже. Молодая женщина в халате, с распущенными волосами наклонилась над переплетом балкончика.

— Кто вы? — тревожно окликнула она.

— Судебный следователь Казанов, — ответила Ориан. — Вам нечего бояться. Все эти люди из полиции. Откройте, пожалуйста.

— Полиция? Но дело в том, что… я совсем одна.

Ориан внутренне возликовала. Она сразу подумала, что времени будетдостаточно, чтобы перерыть всю квартиру.

— Проследите, чтобы она никому не звонила, — попросила она одного из полицейских.

Они вошли в просторный вестибюль. Словно встречая дорогих гостей, бирманка зажгла все люстры, заигравшие фейерверком. Два полицейских начали тщательно просматривать ящики бюро в стиле «ампир» и длинные полки библиотеки.

— Не хотите ли кофе? — спросила молодая хозяйка.

— Охотно, — отозвался Ле Бальк, которому было приказано не отпускать ее ни на шаг.

Он проследовал за ней на кухню, а Ориан замешкалась в парадной гостиной, у стены, заставленной книжными полками. Ориан всегда любила книги. Книги были единственным богатством ее родителей. Среди них находились старинные оригинальные издания классиков, серии «Плеяд», красиво иллюстрированные книги, рассказывавшие об увлекательных путешествиях по колониальной Африке. Особенно ценилось полное собрание «Исканий» Пруста, тома были переплетены в тисненую кожу. Мать была без ума от них. Разнородность библиотеки, открывшейся глазам Ориан, поражала, Тут не было ни систематизации, ни логики: франко-английские словари терминов, относящихся к нефтяной промышленности, соседствовали с иллюстрированными альбомами о художественных промыслах Бирмы; два или три томика Артюра Рембо затерялись среди длинного ряда проспектов различных авиакомпаний. На другой полке расположились биографии государственных деятелей Африки и кассеты с мультфильмами, переводные американские бестселлеры стояли вместе с любовными романами коллекции «Арлекин». Все это представляло странную смесь, по которой трудно было судить о вкусах хозяйки квартиры.

— Взгляните, мадам следователь, — тихо пригласил ее один из полицейских.

Они прошли в глубину коридора до двери, обитой черной кожей. Полицейский открыл дверь — и они окунулись в застоявшийся запах трубочного табака. Атмосфера в комнате была волнующе-тревожной, но Ориан не понимала, почему у нее возникло такое чувство, — кожаные кресла, на стеклянной полочке, подсвечиваемой изнутри крохотными лампочками, можно было различить фигурки, выточенные из черного дерева, на полу — толстый ковер, шторы на окнах — тяжелые, красно-черные, на стенах — африканские маски.

— Посмотрите, что я нашел, — сказал полицейский, открывая ящики столика красного дерева, у которых он явно взломал замки.

Следователь взяла протянутые ей папки, положила на столик и стала просматривать, В них находились различные счета и накладные за работы, выполненные в квартире, занимаемой молодой бирманкой. Переделка каминов, драпировки стен, перестройка трех ванных комнат, подвеска люстр «Веронезе», установка и монтаж видеосистемы…

Ориан остановилась на последней детали.

— Вам где-нибудь встречался зал для просмотра видео?

Полицейский подумал.

— Нет, — ответил он. — Вот разве что та дверь, позади вас…

Ориан обернулась. Подергала ручку узкой и низкой двери — безуспешно: она была заперта.

— Схожу за хозяйкой, она откроет, — предложил полицейский.

— Подождите, я просмотрю все бумаги.

Ориан пролистала папку. Все счета имели отношение к квартире. Просмотрела еще раз и убедилась, что упоминание об этой комнате в ней отсутствовало. Зато она обнаружила написанное от руки письмо, адресованное Октаву Орсони. Письмо было от президента Габона, который благодарил своего дорогого и преданного друга Октава за дни, проведенные в этой квартире. «Никогда у меня в Париже не было такой прекрасной жемчужины», — с радостью сообщал он среди витиеватых формулировок, выражающих его признательность. «Не бирманка ли — жемчужина?» — подумала Ориан. Ответ она нашла ниже: президенту принадлежала не молодая женщина, а триста восемьдесят квадратных метров улицы Помп, за что им была переведена соответствующая сумма на счет «Агев».

— Опечатайте все это, — обратилась Ориан к полицейскому. — А потом займемся видеозалом.

— Будет сделано, мадам следователь, — ответил полицейский, которому, похоже, все это доставляло удовольствие.

Он быстро все опечатал, потом достал отмычку, чтобы открыть черную дверь.

— Насколько я понял, вам не хотелось бы тревожить молодую даму, — подмигнув, произнес он.

— Вы правильно поняли.

Сухой щелчок — и замок открылся. Они переглянулись, В комнате было темно.

— Нужен фонарь, — сказал полицейский, — Оставайтесь здесь, а я спущусь к машине.

Он исчез. Ориан стояла на пороге двери в черное логово. Когда глаза немного привыкли к темноте, она различила чуть более светлую массу диван-кровати, а напротив — на противоположной стене, большой белый экран. На потолке не было ни одного светильника. Она провела рукой по стене за дверью. Стена была обита очень плотным материалом, поглощающим звук.

— Ну и нора! — вполголоса воскликнула Ориан.

— Прямо как у Гинсбурга на улице Верней, — добавил вернувшийся полицейский.

— У Гинсбурга? Вы и у него были?

— Да, и не один раз, — ответил он, немного смущаясь. — Когда я служил в комиссариате VII округа, он иногда приходил к нам пропустить рюмочку-другую. Свойский мужик, знаете ли. Он несколько раз прилично надирался, и мне приходилось провожать его домой. Там тоже все было черным-черно.

Ориан никогда бы и не подумала, что один из ее полицейских мог быть чем-то связан с человеком, у которого кочан капусты вместо головы…

Луч фонаря упал на перламутровую кнопку.

— А вот и выключатель! — обрадовалась она.

Нажала. Никакого результата. Полицейский подошел поближе.

— Не нажимать надо, а поворачивать в этом направлении, вот так… Понятно?

Свет и в самом деле вспыхнул. Переключатель позволял менять мощность освещения, приводя в действие маленькие лампочки, разбросанные по углам комнаты. На потолке был укреплен проектор сложной конструкции, оборудованный тремя стеклянными трубками — синей, зеленой и красной, направленными на белый экран. На полу возвышались стопки кассет; кассеты и диски лежали и на полочках этажерки.

— Потом заберете это все для меня, — сказала Ориан.

Она села на диван. Ни до чего не дотронувшись, она вдруг оказалась в лежачем положении. Ноги по инерции задрались. Диван сам развернулся под ней, превратившись в широкую мягкую кровать. Ориан рассмеялась. Смеялась она впервые после истории с итальянцем.