Плохая девочка для босса - Полина Рей

И ее прорвало. Она вырвалась из рук Лебедева и отскочила будто ужаленная. Лицо исказилось до неузнаваемости. Красивые черты стали изломанными и уродливыми.

— Не трогай меня! Никогда больше не трогай! — закричала Юля так громко, что на них стали оборачиваться люди. — Это ты во всем виноват! Это все из-за тебя!

Даниил инстинктивно шагнул к ней, не зная, что ему сделать, а она снова отступила. Выставила перед собой руки, будто собиралась защищаться, продолжая выкрикивать, как ненавидит его за то, что произошло. И наверное, была права во всем. Это он — источник всех ее бед. Он своим интересом обрек Юлю на такие страдания.

— Хватит! — не выдержал он, все же сокращая разделяющее их расстояние в несколько больших шагов. Снова схватил, хорошенько встряхнул, после чего прижал к себе. И теперь уже Юля сама вцепилась в него с такой силой, будто Дэн был тем единственным, кто способен не дать ей пойти ко дну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она расплакалась. Навзрыд, сотрясаясь всем хрупким телом, а он только и мог, что прижимать ее к себе и гладить по волосам, не зная, что еще сказать и сделать.

— Где Анна Петровна? — наконец спросил он, и Юля судорожно всхлипнула.

— Я не знаю… Они м-мне ни о чем не г-говорят. Сказали, чтобы не м-мешала раб-ботать.

Она запрокинула лицо и попросила:

— Помоги мне, пожалуйста.

— Хорошо. Но здесь оставаться смысла нет.

Юля нахмурилась, но прежде, чем стала протестовать, Дэн махнул Платону:

— Выясни тут все, что можешь. Мы едем ко мне. Пара ребят с нами, сам оставайся здесь до победного. Будешь держать в курсе.

Он видел, что Платон недоволен, потому просто окинул его предупреждающим взглядом и повел Юлю к машине.

— Все хорошо будет, — сказал такую банальщину, что у самого оскомина во рту появилась. — Платону можно доверять, он сразу нас в курс поставит. А сейчас тебе нужно отдохнуть.

Усадив Юлю в машину, он почти сразу сорвался с места, но долго еще в зеркале заднего вида наблюдал развороченный подъезд и слышал крики Воронцовой, понимая, что она была права на все сто.

— Пей.

Дэн протянул Юле бутылку коньяка, едва они вошли в его квартиру. Охрана осталась за дверью, и сейчас, когда он оказался наедине с Воронцовой, возникло эфемерное ощущение, что все дерьмо тоже там — за пределами его жилища. Хотя, конечно, понимал — это далеко не так. Это, сука, настолько не так, что даже допускать подобную возможность — глупо. А он допустил. Всего на несколько минут, пока Юля, растерянная, испуганная и заплаканная покорно отпивала глоток коньяка.

Он забрал у нее бутылку и приложился к горлышку следом. Янтарный напиток обжег небо, но мгновением позже разлился по внутренностям жидким теплом. Они имеют полное право позволить себе эту краткую передышку прежде, чем им снова придется возвращаться в ощетинившийся мир, в котором каждый шаг — своего рода прогулка по натянутому над пропастью канату. Без страховки.

— Сейчас ты в душ. Я тебе занесу свою майку. Потом — спать, — непререкаемым тоном проговорил Дэн, когда Юля застыла посреди гостиной каменным изваянием.

— А если…

— Если что-то будет известно, я тебя разбужу, — пообещал он, прекрасно понимая, что когда ему сообщат те новости, которые для Лебедева были очевидными, последнее, что он станет делать — нарушать покой Юли.

Потому что все уже ясно. А необходимость в том, чтобы она отдохнула — бесценна.

— Хорошо, — выдохнула Воронцова и побрела в ванную.

А Дэн завис. Просто сел на подлокотник дивана, так и зажимая бутылку коньяка в руке. Прислушивался к потокам воды, льющимся в ванной, и не понимал, что чувствует. Только гонял в голове по кругу слова Воронцовой, что она выкрикивала на глазах у изумленной публики. Она ведь права была. И сейчас все то, что чувствовал в ее сторону, и что говорил ей, когда узнал, что она вынужденно предала, показалось таким мерзким. От самого себя тошно стало так, хоть волком вой. Он сделал еще один внушительный глоток из бутылки. Спиртное ни черта не привнесло успокоения или опьянения, которые сейчас стали бы той вымышленной попыткой сбежать от самого себя, которая ему так была нужна.

Через десять минут он поднялся, взял в своей спальне футболку и, пройдя в ванную, зашел внутрь без стука. Юля как раз отключила воду, отодвинула занавеску и Дэн, повесив одежду на один из крючков, протянул ей полотенце.

Стоило только Воронцовой выйти, как он укутал ее в махровую ткань, и Юля прижалась к нему. Так трогательно, будто хотела стать с ним одним целым.

— Мне страшно, — выдохнула она возле его уха, крепко обнимая. — Очень страшно.

— Даже здесь?

Она помотала головой.

— Нет. Вообще страшно. А вдруг она… вдруг она все знала и умерла, чтобы я жила?

Дэн отстранил от себя Юлю, держа ее крепко за плечи. Всмотрелся в огромные голубые глаза, в которых всполохами прокатывалась тревога. Она сейчас снова была той девочкой, которая точно так же смотрела на него, когда они учились вместе. Ему и помнить ничего было не нужно — вот она стояла перед ним, Юля Воронцова, что целовалась с ним так, как в последний раз. В далеком прошлом, кажущимся сейчас выдуманным миражом.

— Все будет хорошо, — выдохнул он совершенно банальные слова, от которых самому стало тошно. И снова прижал к себе.

Он не знал, что значит «все будет хорошо», но мог надеяться на то, что хотя бы по отношению к ним двоим эта фраза имеет свое действие. Это было своего рода самовнушение.

Все будет хорошо.

Как же иногда нужно в это верить.

Встал Дэн тоже раньше Юли. Показалось совершенно нормальным лечь в разных комнатах. Вчера. Сегодня же задался вопросом — не стоило ли остаться рядом с ней ночью? Провести рядом те часы, что сейчас казались бы вырванными у обстоятельств, в которые оба были заточены. Впрочем, что толку было задаваться этим вопросом, когда он уже предпочел поиграть в благородного рыцаря, хотя ему хотелось совсем иного?

Дэн приоткрыл дверь в спальню, где ночевала Юля. Она спала, подложив обе ладони под щеку. Спала крепко, словно все то, что ее тревожило днем, исчезло без следа. Он постоял так немного, после чего отправился в кухню готовить завтрак. Так обманчиво-обыденно, будто у них и вправду была возможность провести это утро вдвоем и не думать ни о чем.