Париж в августе. Убитый Моцарт - Рене Фалле

— Я влюбился.

Добрейший господин Дюмулэн рассмеялся.

— Нужно было сразу сказать! Дело только в этом!

Вдохновенное лицо продавца Плантэна заставило его смех замереть на губах.

— Нет, мсье Дюмулэн. Это не «только это». Я запрещаю вам смеяться.

— Плантэн!

— Да, я вам запрещаю! И определенно, если вы не дадите мне отпуск, я все равно его возьму. Я уже потерял сегодняшний день, я ухожу, да, вот так-то, ухожу сейчас же.

— Но подумайте, скандалист! Вы можете потерять свое место, свои двадцать лет работы здесь…

— Я лучше потеряю свое место, чем… чем… в конце концов, вас это не касается. Я пойду работать в какой-нибудь другой магазин вроде «Бон Марше», мне наплевать. В Париже нет второго такого специалиста по рыболовным принадлежностям, как я.

— Но послушайте, не сердитесь!

— Я не сержусь, но…

Внезапно он побледнел, как мертвец.

— Но — что?

Плантэн, вытаращив глаза, смотрел на площадку эскалатора.

Перед Плантэном, как будто только что появившийся на сцене благодаря дьявольским театральным механизмам, предстал Питер Байк. Питер тоже увидел его и застыл, открыв рот, с удивлением узнав под халатом продавца «художника», с которым флиртовала Пат.

Мсье Дюмулэн, ничего не понимая в этой немой сцене, переводил взгляд с англичанина на Анри, с Анри на англичанина. Говорить Анри не мог. Он сделал рукой умоляющий знак Питеру. Эта просьба на всех языках звучала одинаково: «Не говорите ей ничего! Не говорите ей ничего!» Питер, пришедший сюда купить несколько искусственных мух перед своим отъездом в Норвегию, Питер, ошеломленный, счел за лучшее убежать. Увидев неподалеку от эскалатора лестницу, он бросился к ней и стремглав скатился вниз.

Холод смерти заморозил лицо Анри. Бедный Плантэн пошатнулся, и перепуганный мсье Дюмулэн должен был поддержать его крепкой рукой.

— Плантэн! Плантэн! Вы больны? Идите домой, я даю вам отпуск, мы уладим это позже. Идите! Это приказ! Подумайте о неприятном впечатлении, которое вы можете произвести на покупателей! Придите в себя!

Он вынужден был сам помочь этой тени, этому осколку продавца дойти до вешалки.

Питер все скажет Пат. «Продавец! — Нет. — Да, я его видел. Вы можете увидеть его так же хорошо, как и я, за его удочками. Он здорово вас надул. Он очень мил, ваш великий художник!» Она побледнеет от гнева.

Анри Плантэн вернется к себе, закроет двери и окна, откроет газ и вытянется на кровати, подушки которой пахнут мелиссой. Потому что романтические герои никогда не могут пережить бесчестья.

По правде говоря, то, что Питер оказался на улице Риволи, поставило его в весьма затруднительное положение. Прекрасно воспитанный — не считая отношений с барменшами, но в любых рыцарских латах, в любом смокинге есть свои недостатки, — он тут же простил Плантэну стычку, в результате которой вынужден был его нокаутировать. Подобные инциденты случаются в отношениях между мужчинами, когда в этом замешаны женщины.

Питер понимал, какую реакцию вызвало у Плантэна его внезапное появление в «Самаре». Его отчаянный знак — «ничего не говорить Пат» — убедил Питера в серьезности положения.

Как сценарист, он профессионально и спокойно поместил Плантэна на место соответствующего персонажа, потушил немного на медленном огне и подумал: «Неизбежно герой думает, что он будет разоблачен, что он не может ждать пощады от мужчины, которого героиня отвергла из-за него. Этот мужчина захочет отомстить, высмеять его. Героиня, уязвленная, никогда больше не захочет встретиться с героем, который, оказавшись продавцом, а не художником, полностью разрушил свой образ. У продавца, если он действительно влюблен в героиню — а так оно и есть, судя по отчаянию, охватившему его при разоблачении, — всего один логический и трагичный выход: смерть».

Это неизбежное решение крепко отпечаталось в смущенном разуме Питера Байка, он вскочил в такси и поспешно дал водителю адрес отеля «Мольер».

Мысленно он был у газового крана в квартире Анри Плантэна. Воображаемый им свист газа был достоин звукорежиссера.

Теперь он перенесся в 26-й номер отеля «Мольер».

Картина счастья Патрисии. На выбор: 1. Стоя перед окном своей комнаты, она смутно улыбается Парижу и своей жизни. 2. Эротический вариант для Латинской Америки: в распахнутом пеньюаре, поставив одну ногу на стул, покрывает лаком ногти на этой ноге и насвистывает мелодию из британского фольклора. 3. Более сентиментальный. Она с любовью готовит чай на двоих к приходу Анри.

Пробка. Питер Байк размышляет, какую сказку рассказать Пат. Невидимый счетчик такси все же здесь, может быть, для того, чтобы обозначить для нас состояние тревоги.

Потому что где-то там по-прежнему «тревожное напряжение» свиста газа…

Питер выпрыгнул из такси, приказал портье:

— Скажите таксисту, чтобы он меня подождал. Мадемуазель Гривс у себя?

— Да, сэр!

Бегом вверх по лестнице, с ходу открыл дверь номера.

Пат, чистившая зубы, чуть не проглотила щетку.

— Быстрее, Пат! Быстрее. Бегите к своему художнику! Он собирается покончить с собой, если уже не сделал это! Такси ждет вас внизу!

Пат прополоскала рот, затем враждебно воскликнула:

— Что вы такое говорите, Питер! Если это шутка, она ужасно глупая и гнусная, и вы могли бы постучать, прежде чем войти.

— Но, Пат, Пат! Торопитесь! Ведь речь идет о жизни человека, даже если вы его не любите, а я очень хорошо знаю, что вы его не любите. Я встретил его, и он мне сказал…

— Прежде всего — как это он вам мог сказать?

— Он дал понять! Он пожал мне руку, чтобы показать, что не сердится на меня. Потом он сказал: «Пат, Пат». Итак, он говорил о вас, если я не ошибаюсь. «Пат, уезжать, уезжать». Это я еще понял. «Я…» Он стал очень мрачен и произнес «пух!», как при выстреле из револьвера. И это я тоже понял. А вы? Что вам еще нужно — труп?

Он был так настойчив, так искренен, что она наконец-то поверила. Теперь она казалась ему взволнованной даже намного сильнее, чем он мог предположить, судя по тому, что он знал о ней. Она выдохнула:

— А если он не дома? Если он бросился в Сену?

— Езжайте, езжайте, иначе я поеду вместо вас!

Он схватил ее за руку и увлек к такси, в которое Пат села одна.

Она пробежала мимо мамаши Пампин, расположившейся на коврике как результат морской болезни.

— Торопится! Торопится! — заметила мадам Сниф, которая, стоя рядом с ней, закалывала пучок. — Мадам Плантэн будет очень довольна!

— Вы ей скажете?

— О, нет, я ей не скажу прямо. Но я дам ей понять, что не стоит оставлять мужа одного в Париже, когда тебя здесь нет. Все они свиньи. А эта-то! Вы слышите, как она стучит, мадам Сниф?