Жена тёмного князя - Алёна Цветкова

чем на человека. Мне, в конце-концов, нужен мужчина, чтобы построить дом. Так что у нас с этой гурлинкой взаимовыгодный обмен.

Утром под кустом снова лежало черное, как ночь, яйцо. Только в этот раз внутри, вообще не было ни желтка, ни белка. Просто чернота. Но готовилось оно точно так же, как раньше. И Борис, находясь по-прежнему без сознания, снова съел все без остатка.

А вечером он снова открыл глаза и впервые повернулся сам. Без моей помощи. Он снова потребовал не трогать яйца гурлинки. Я спорить не стала. Покивала, соглашаясь, но утром снова полезла под куст за яйцом.

Еще через неделю рана у Бориса почти совсем затянулась. Он даже начал подниматься на постели и садиться. А я начала падать.

Я так уставала что у меня едва хватало сил на самые необходимые бытовые заботы: сбор дров и готовка замороженного рыбного филе. Я забросила все… Даже на огород не ходила, но пару раз за эти дни прошел довольно сильный дождь, поэтому я не беспокоилась. Если там что-то проросло, то оно непременно вырастет. А если нет, то хоть ходи, хоть не ходи. Бесполезно…

Большую часть дня я просто лежала в позе звезды прячась в тени от палящего солнца. А Борис, видимо, перепутал день и ночь, и теперь спал днем и бодрствовал ночью. Мы почти не говорили, я засыпала раньше, чем просыпался он, а он засыпал раньше, чем просыпалась я.

Он каждый раз кричал, чтобы я перестала брать яйца гурлинки, потому что это меня убьет. Но его крики, которые я слышала сквозь сон, были гораздо тише истошного «гур!» гурлинки. И я не обращала на них никакого внимания. Даже не просыпалась.

И каждое утро я поступала по своему… Брала яйцо, жарила черную субстанцию, в которую превратилось его содержимое, и кормила Бориса. Хотя его рана почти зажила, он по-прежнему каждое утро был без сознания. Если бы я могла задуматься, то сразу поняла бы, это очень странно и совсем не правильно. Но я была слишком уставшей и измученной, чтобы анализировать происходящее и делать какие-то выводы.

Не знаю, чем бы все это закончилось, но однажды гурлинка пропала. Я проспала всю ночь и весь день, как убитая, и проснулась ближе к вечеру. Яйца под кустом не оказалось.

Борис спал…

И вроде бы я должна была радоваться, Борис уже достаточно пришел в себя, я избавилась от гурлинки, но на сердце было тревожно. Нехорошее предчувствие холодило загривок… Я знала: что-то плохое или уже случилось, или случится вот-вот.

Первым делом взглянула на небо, но нет. Там все было чисто и хорошо. Еще одна буря нам не грозила.

Я попыталась приготовить еду, но тревога была такой сильной, что я забыла рыбу на углях и она сгорела… Я не могла ни есть, ни пить, ни жать, сидеть, ни стоять. Тревожное беспокойство заставляло озираться по сторонам, а порывы бежать куда-то сломя голову стали такими сильными, что я наворачивала круги рядом с пещерой, неосознанно продвигаясь куда-то на запад. Там было то самое болотце, где я потеряла обувь. И прямо сейчас мне нужно было туда. Я чувствовала.

Уходить далеко было страшно. Но одновременно нечто непонятное чуть ли не против воли тащило меня в ту сторону. В конце-концов давление стало невыносимым, и я сдалась. Плюнула на все и побежала туда, не разбирая дороги.

Я продиралась через кусты, оставляя на колючих ветках лоскуты юбки. Несколько глубоких царапин расчертили мои руки, которыми я раздвигала побеги неизвестного мне растения, покрытого острыми и длинными шипами. Раньше я всегда обходила это место стороной, как раз потому, что не видела причины лезь в колючки.

Из кустов я вылезла в разодранной одежде, вся покрытая царапинами и каплями крови. Но зато сразу стало понятно, почему меня так влекло на болото. На краю, на большой кочке, лежала мертвая птица… яркие черные перья побледнели, словно потеряв цвет. Легкий ветерок шевелил их, отчего картина выглядела еще более жуткой.

Зато тревога, которая заставила меня прийти, пропала без следа. Я успокоилась. И хотя сердце все еще колотилось где-то в горле, я знала. Меня сюда привела именно она, гурлинка. И все мои предчувствия были связаны с тем, что эта птица умирала.

Я сделала шаг вперед. Сейчас гурлинка меня не пугала. Наверное, за эти две недели я сроднилась с ней, привыкнув к ее присутствию в своей жизни. И единственное, что я сейчас испытывала, была жалость. Не знаю, почему она умерла, но птичку было жалко.

Я опустилась на колени перед мертвой гурлинкой, не обращая внимания, что холодная болотная жижа мгновенно промочила подол юбки и добралась до царапин на ногах. Медленно подняла руку, покрытую каплями крови, выступившими из разодранных колючками порезов. И осторожно, кончиками пальцев коснулась мягких, седых перьев…

порыв ветра, резко дунувший одновременно с моим касанием, пошевелил перья. И я поняла. Никакой птицы под ними нет. Кажется, кто-то поймал и слопал несчастную, оставив только горстку побелевших почему-то перьев…

— Прости, — прошептала я, искренне жалея гурлинку, которая так много сделала для меня. — я не знала, что все так плохо…

— Гур…

— Гур…

В два голоса ответили мне откуда-то изнутри… Я вздрогнула и разворошила перья, добираясь до самого дна гнезда гурлинки. Оттуда а меня смотрели два крошечных серых комочка с огромными глазами и острыми, как у мамы клювами, с яркими желтыми краями. Больше всего они были похожи на страшненьких и уродливых цыплят.

— Гур? — спросил один птенец и склонил голову направо, кося на меня красным глазом.

— Гур, — ответил второй, повернув голову налево, тоже посмотрел на меня…

Это было совсем не страшно и так мило, что я рассмеялась. И меня затопила такая волна счастья, от которой перед глазами закружилось…

— Гур, гур, гур, — наперебой ворковали птенци, облизывая мои руки неожиданно длинными языками.

А я вдруг поняла… Этот страх, который терзал меня с самого утра, был не мой. Это они боялись и звали меня на помощь. И сейчас они были очень рады меня видеть. И именно их радость я ощущала, как свою.

Не знаю, что за тварь была их мамаша. Но эти птенцы были всего лишь дети. И я не могла оставить их на произвол судьбы.

Домой я возвращалась с двумя маленькими гурлинками в подоле… Надеюсь, Борис сможет понять меня и простить…

Глава 16

Гнездо для птенцов я устроила под тем самым кустом, где раньше неслась их мамаша.