Анна. Тайна Дома Романовых - Ульяна Эсс

Пока слуги накрывали на стол, приносили и разливали ароматный чай, они разговаривали о самых незначительных вещах — о новой опере, которую привезли итальянцы, о предстоящем переезде двора в Павловск, о здоровье Маши Чесменской — она вышла замуж и уже готовилась рожать. И лишь когда слуги ушли и они остались одни, император сказал:

— Анна! Расскажите же, что давит вашу душу. Расскажите с той же откровенностью, с какой в прошлом году вы признались мне в своей любви к князю Гагарину. Тогда, как вы помните, я серьезно отнесся к вашему признанию и сделал все, чтобы помочь вам. Обещаю, что и на этот раз сделаю все, что в моих силах.

— Да, я хорошо помню ваше великодушие, — ответила она. — Ах, если бы вы не были столь великодушны, если бы запретили мой брак — возможно, я бы не была столь несчастна сейчас! Я бы пребывала в уверенности, что единственным препятствием для моего будущего являетесь вы, что ничто другое мне не мешает. Увы! Вы тогда уступили мне, все мои желания сбылись. Мне не на кого жаловаться, некого пенять, я одна во всем виновата…

— Я не могу понять, в чем вы себя вините, — покачал головой Павел. — Что случилось между вами и мужем?

— Что случилось? То, что обыкновенно случается во всех семьях, о чем шепчутся в гостиных, что считается в порядке вещей. Мой муж мне изменяет. Он начал изменять мне в первый же месяц нашей семейной жизни, еще когда мы путешествовали по Италии, и продолжает это делать и здесь. Но дело не в самой измене! Дело в том, что я ошиблась в нем. Я считала его благородным, добрым, умным, возвышенным человеком. А он оказался мелким, недалеким, злопамятным! А главное — он не любит меня! И никогда не любил! Вот в чем главная моя ошибка, вот в чем моя беда! — И она разрыдалась.

— Я понимаю ваше горе! — бросился утешать ее Павел. — Поверьте, я чувствую его, словно сам пережил. Лишь человек, переживший немало горя, может понять горе другого. А я знаю, что такое горе! Я рано остался без отца. А позже, уже подростком, узнал, что мой отец был убит по приказу моей матери. Мать не любила меня и боялась, потому что я мог претендовать на трон, который она занимала без всякого права. Моя первая жена, Наталья, которую я нежно любил, умерла в страшных мучениях. Так что я знаю, что такое сердечная мука. И я понимаю, что означает быть разочарованным в любимом человеке.

— Не я ли тот любимый человек, в котором вы вынуждены были разочароваться? — тихо спросила Анна.

— Нет, вы не должны так думать! — воскликнул государь. — Если тут и было нечто похожее, то совсем чуть! Да, я был огорчен в прошедшем году, когда вы объявили мне о вашем чувстве к князю. Но ведь вы никогда не давали мне никаких клятв, ничего не обещали. Так что я не мог иметь к вам претензий. Вообще, хочу заметить, женщины, которых я любил, не предавали меня, этого не было. Я говорил об изменах тех, кого я считал своими друзьями. Но мы опять свернули на меня. Да, такова ваша особенность: вы не любите жаловаться, но всегда готовы жалеть. Редкое качество! Вообще в вас соединяется столько редких и ценных достоинств, как ни в каком другом человеке. Вы — словно драгоценная жила, в которой рядом с изумрудами кроется также золото и серебро, или как пещера, полная сокровищ. И надо быть слепцом или глупцом, чтобы пренебречь этим богатством. Я уж и не знаю, к какому разряду из сих двух следует отнести вашего мужа.

— Я не хочу быть ему судьей, — медленно проговорила Анна, — и предоставляю судить вам. Надо быть честной: слепой и глупой скорее была я сама. Я выдумала человека, которого не было, и влюбилась в выдуманный образ. Причем заметьте: я могла догадаться о своей ошибке, ведь я читала о точно таких заблуждениях девиц — и у Ричардсона, и у других авторов. Но, увы, чужой опыт ничему не научил меня.

— Чужой опыт редко учит, — заметил государь. — Люди и на своем-то не больно научаются. Однако что же вы собираетесь делать далее? Неужели так и будете до конца жизни гулять по аллеям в обществе сенной девушки?

— А что можно изменить в моем положении? Теперь до конца жизни я обречена быть женою нелюбимого мной и не любящего меня человека. Человека, как оказалось, глубоко мне чужого. Положение отчасти могли бы исправить дети. Но покамест у меня нет детей…

— Не думаю, что дети изменят сердце князя Гагарина и заставят его обращать на вас больше внимания. Насколько я могу судить, князь не чадолюбив. Да и вообще редко бывает, чтобы дети полностью меняли сердца супругов, моя собственная история говорит об этом. Да, вы остаетесь женой нелюбимого человека. Но…

Тут император встал и прошелся по комнате. Несколько раз он хотел что-то сказать, но всякий раз менял свое решение. Также несколько раз он пытливо взглядывал на свою гостью. Казалось, он обдумывает какую-то важную мысль.

— Анна, выслушайте меня! — наконец решился Павел, остановившись перед ней. — Будучи христианином, я не могу поступить, как библейский царь, пославший своего военачальника на верную смерть, чтобы затем овладеть его женой. И затем, я знаю, что таковой поступок навсегда бы уронил меня в ваших глазах и не приблизил меня к вам, а, напротив, разлучил. Так что я не могу избавить вас от князя. Равным образом я не могу разлучиться с моей супругой Марией Федоровной. Но я могу предложить вам — я хочу, я мечтаю предложить вам! — свою любовь. Я люблю вас по-прежнему, как любил до вашего замужества. Знайте, что ваше увлечение князем нисколько не уронило вас в моих глазах. Напротив, пережитое вами страдание сделало вас еще привлекательнее. До сего времени я лишь восхищался вами, преклонялся перед вами. Теперь же, кроме восхищения, я испытываю к вам также жалость. А жалость всегда должна входить в состав любви, как входит яд в состав лекарства. Так вот, я хочу предложить вам эту мою новую, еще окрепшую и обогатившуюся жалостью любовь. Согласны ли вы принять ее?

Анна не верила своим ушам. Государь нашел именно те слова, которые она надеялась услышать от князя Гагарина, своего мужа. Он понимал ее как никто другой. Он говорил на том именно языке, на каком она сама с собой говорила. Они с государем думали сродно, чувствовали сродно. Так почему она должна отказаться от его дара, который он намеревался ей поднести? Что ее сдерживает? Верность мужу? Но он сам ей неверен и открыто говорит об этом. Любовь к этому мужу? Ее больше не было, князь уничтожил ее.

— Да, Ваше Величество, я принимаю ваш дар, ваш бесценный подарок. Я согласна, — подняв глаза на государя, решительно проговорила Анна.

В конце мая, как обычно, двор переехал в Павловск. Все заняли свои покои, как и в прошлые годы: императорская семья, секретари и приближенные государя, фрейлины императрицы, слуги. Была заново отделана и обновлена и комната вблизи кабинета государя — комната, которая в прошлом году пустовала. Это была комната (вернее, три комнаты), которую два года назад занимала Анна Лопухина. Теперь эти апартаменты, получившие новое убранство, готовы были снова принять свою постоялицу.

И эти комнаты недолго пустовали. Уже в первую неделю июня Анна переехала в Павловск. Князю Гагарину она ничего говорить не стала. Лишь оставила ему записку, в которой извещала, что император вновь назначил ее статс-дамой с зачислением в штат придворных, и поэтому она должна жить там же, где и двор. Это была сущая правда: император издал указ о производстве Анны в статс-дамы в самый день переезда в свою летнюю резиденцию. Тогда же он объяснил ей, что ее муж, получив такое известие, не сможет и не посмеет выразить никакого неудовольствия, не сделает ничего, чтобы помешать ей жить при дворе.