Лабиринты ревности - Абигайль Кейси

— Надо будет почитать как-нибудь эти мифы…

— Я тебе подарю мифологический иллюстрированный словарь.

— Мне на совершеннолетие преподнесли вот такую толстую книжищу «Птицы Америки».

— А мне на совершеннолетие отец вручил дробовик шестнадцатого калибра и диск с оперой «Аида».

— Почему-то ничего, абсолютно ничегошеньки не попадается. Камень, камень и камень.

— Ищи, я верю в свою интуицию. Как-то раз я одной богатенькой старушке придумал биде в шотландском стиле… и угадал!

— А кто еще отличился в пещерных делах, кроме Одиссея?

— Самый известный, пожалуй, Тесей, покусившийся на Минотавра.

— На мутанта с головой осла?

— Острите, Малышка, на здоровье, но мутант с ликом зверя сидел в центре лабиринта, который был почище нашей «Бездонной глотки». Тесей, даже победив кровожадного урода, никогда бы не смог выйти обратно.

— Слышали, слышали про клубок Ариадны. Интересно, это был шелк или ангорская шерсть?

— Какая разница — я бы согласился и на хлопчатобумажный вариант.

— А что потом сталось с доброй Ариадной?

— Неблагодарный Тесей взял ее в невесты, пообещал шикарную свадьбу на триста персон в лучшем ресторане, а сам на полпути сбежал. Так Ариадна сохранила девственность, но потеряла завидного жениха.

— Тоже мне герой…

— Но Дионис, самый веселый из богов, сжалился над брошенной невестой и взял ее в жены.

— Вот это поступок, достойный бога.

— Он, наверное, поступил так из-за того, что матерью у него была обыкновенная женщина — дочь рядового правителя. Кстати, он провел детство и отрочество в пещере, но, в отличие от нашей, довольно благоустроенной, увитой лавром и хмелем. Хорошенькие нимфы избаловали его донельзя.

— В пещере не получишь достойного воспитания.

— Ну а прочие обитатели Олимпа скинулись и преподнесли Ариадне свадебный венец потрясающей красоты.

— Ладно, у нас тоже будет праздник. Вот найду сейчас нитку от брючины старшего сержанта, и она нам укажет на выход.

— Можно и пуговицу от ширинки, — в тон Малышке ответил Малыш. — А также окурок, пробку от шампанского или засохшую жвачку.

— Ох, как мне не хватает моих любимых мятно-лимонных подушечек.

— Кстати, свадебный венец Ариадны превратился в созвездие.

— Ты мне его покажешь?

— Если доживем.

— А есть какой-нибудь миф покруче циклоповой пещеры и звериного лабиринта?

— Сладкоголосый Орфей едва не вывел свою любимую Эвридику из царства мертвых. Не хватило несколько шагов.

— Почему?

— Видишь ли, потусторонние владыки в качестве гонорара за сольный концерт этой древнегреческой звезды дали согласие на возвращение покойной супруги маэстро, но выдвинули…

Малыш вдруг замолчал на полуслове.

— Нашел? — спросила тихо Малышка, отрываясь на мгновение от прощупывания очередного уступа ближней стены.

— Пока нет.

— Аналогично… — Малышка возобновила работу немеющих пальцев. — Так что там выдвинули потусторонние владыки?

— Всего два условия. Во-первых, чтобы Орфей до границы, отделяющей царство мертвых от мира живых, ни разу не обернулся. Во-вторых, чтобы не произнес ни словечка.

— Что же помешало ему исполнить такие простые условия?

— Музыкант, человек искусства… Вдохновение к таким людям приходит когда угодно и где угодно. Скорее всего, он начал на ходу придумывать новую мелодию. Сочинил какой-нибудь очередной шедевр. А в таком состоянии всегда хочется с кем-нибудь поделиться.

— Бедная Эвридика.

— Но, в отличие от нас с тобой, она была уже мертва. А Орфей-то все равно выбрался живехоньким. Это гораздо позже фурии порвали его на мелкие части.

— За что?

— За мюзикл о любви Зевса к дойной корове.

— К кому-у?

— Ну втюрился верховный бог по самую молнию в смертную женщину, а та ему отказала.

— Насильно мил не будешь.

— Но Зевс считал иначе. Он превратил недотрогу в корову… А коровы, как известно, жеманничать не умеют…

— Тьфу… Зоофилия какая-то. Малыш, хватит об античном сексе, расскажи лучше что-нибудь еще про спасение из пещер.

— Кто-то из героев однажды заблудился в самой грандиозной пещере, соединяющей южную и северную части Греции…

— И выбрался наружу?

— Да, тот-не-помню-кто спасся очень оригинальным способом. Кстати, у этого героя тоже не было ни огня, ни еды.

— И что он придумал?

— Шарил вот так же в полной темноте, как мы, и наткнулся…

— На выход?

— Нет, на спящую лисицу.

— И она цапнула его за палец?

— Нет, наоборот, он ухватил ее за хвост и заорал как оглашенный. Испуганная лисица дунула из пещеры только ей известным путем, ну а герой, держась за хвост, выбрался на свободу.

— Ты же сам сказал, что в этой пещере никто не обитает.

— Но тот-не-помню-кто выбирался не из нашего индейского лабиринта.

— Нас, Малыш, тоже, наверное, быстро забудут? Глупая, доверчивая жена старшего сержанта и не менее глупый и доверчивый муж повелительницы летучих мышей.

— А мы будем являться к ним во снах мертвым укором.

— Нет, лучше предстать отощавшими, но живыми. Выползти на карачках, выбраться на зубах, но доказать им…

— Что именно?

— Их неправоту.

— Во-первых, таким доказывать что-либо бесполезно. А во-вторых, им будет досадно лишь в одном случае… Если они узнают, что мы с тобой не погибли, а даже наоборот, обрели такое взаимное чувство, какое им и не снилось…

— Точно, вот это будет месть!

— И еще, если мы выберемся из этого проклятого лабиринта, я заменю древнегреческий словарь на легенды индейцев Северной Америки.

— Почему?

— Во-первых, и моя ревнивица, и твой мизантроп действовали под влиянием истории о наказании неверных жен племенем Больших Медведей. Во-вторых, мы встретились благодаря этому языческому сказанию.

— Что верно, то верно. Думаю, Малыш, без лабиринта ревности нам бы никогда не посчастливилось встретиться. Ты так далек от морской пехоты, а я — от дизайна унитазов… А ты мне подаришь золотой медальон?

— Никогда.

— Почему.

— Дурная примета.

И снова пара, обрученная тьмой, прекратила диалог.