Шотландия и Англия в первой половине XV в.: высокая политика и региональные амбиции - Сергей Валерьевич Игнатьев

отмечает, что, не дав горцам вторгнуться в Лоуленд, король приобрел определенную популярность — «правда, на весьма короткий срок» среди местного населения, особенно у тех, что страдал от регулярных набегов хайлендеров[459].

В самом Хайленде после событий 1427 г. вся реальная власть оказалась у королевского наместника — Александра Стюарта, графа Мара. Как пишет М. Браун, граф Мар стал «реальным противовесом лорду Островов и, вместе с тем, самым крупным землевладельцем в Хайленде»[460]. Он был женат на наследнице графов Баченов и Мори; а графство Росс досталось ему по традиции, как наместнику в этой части королевства. Вероятно, не лишены основания слова М. Брауна о том, что «было ясно, что политическое влияние короны в Хайленде погибнет вместе с графом Маром»[461], поскольку влияние прокоролевских сил в регионе часто, хотя и не во всем, строилась на авторитете и родственных связях самого графа Мара.

Покончив с делами в Хайленде и, вернувшись в Эдинбург, в начале 1428 г. король организовал расследование возникновения заговора и произвел новые аресты. Среди лордов Лоуленда, арестованных по подозрению, оказались племянники короля: Арчибальд Дуглас, пятый граф Дуглас и сэр Джеймс Кеннеди из Кассиллиса. Надо полагать, что последующее за этим арестом бегство Кеннеди из-под стражи указывает на его причастность к заговору против короны — по крайней мере, так трактует этот побег хронист Боуэр[462].

Несмотря на известные успехи Джеймса в деле покорения Хайленда, королю так и не удается обуздать рост недовольства его политикой в Лоуленде. В 1428 г. проявило себя охлаждение отношений между парламентом и королем: король стал созывать парламент крайне нерегулярно[463]. Ни хроники, ни документальные источники не дают оснований полагать, что те или иные начинания Джеймса получали сколько-нибудь широкую поддержку у представителей сословий. Так, по словам Пласкардена, на заседании парламента весной 1429 г. одно из предложений короля, хотя и было принято, но реакцией на него в парламенте было молчание[464].

Черные Дугласы по праву сами себя считали самой значительной силой в Шотландии: их владения, превышали по размерам королевский домен, они могли выставить вдвое больше войска по сравнению с армией, которой располагал Джеймс[465]. Дугласы не раз игнорировали или даже оскорбляли своих королей. Но при этом они, как гласит традиция, никогда не помышляли занять их место[466]. Сам Роберт Олбани относился к графам несколько настороженно, поскольку видел в них реальную помеху в борьбе за шотландский трон. Несмотря на близкие отношения с Олбани, граф Дуглас поддерживал не менее тесные связи с принцем в плену и, поэтому, в какой-то мере, мог рассматриваться как гарант прав Джеймса Стюарта на престол. Длительные связи с Олбани, тем не менее, предопределили настороженность Джеймса по отношению к Дугласам и те, очевидно, не рассчитывая на милость короля, активно формировали свой лагерь, вербуя сторонников из числа крупной знати.

Между тем, внутриполитические проблемы не затмили собой важность внешнеполитических факторов для политики Джеймса. В отличие от состояния дел на англо-шотландском пограничье, где ситуация фактически не изменилась — традиционные набеги на сопредельные территории активно продолжались, положение дел во Франции поменялось существенным образом и, вместе с этим, активизировались франко-шотландские контакты.

Весной 1428 г. дофин Карл отправил в Шотландию представительное посольство во главе с Рено Шартрским, архиепископом Реймским. В составе французской делегации находился командующий шотландским корпусом дофина сэр Джон Стюарт из Дарнли, потерявший во Франции глаз, но приобретший там земли и королевскую лилию на своем родовом гербе за верную службу. Цель посольства состояла в том, чтобы добиться возобновления военной помощи Шотландии в войне против Англии.

Джеймс I встретил делегацию с большим почетом, и вскоре был подписан предварительный договор, ознаменовавший возрождение активных отношений между двумя королевствами, которые были фактически приостановлены на протяжении четырех лет. В договоре шла речь о браке дочери Джеймса I и сына дофина Карла Людовика. В договоре наряду с «брачным блоком», был и внешнеполитический. Карл передал Джеймсу права на графство Сентонж (Saintonge). В случае предоставления корпуса, дофин также обязался позже предоставить взамен графства Сентонж, графство Эвро или даже Бурже[467]. Таким образом, в дальнейшем шотландские короли могли держать от французской короны земли во Франции, как это делали англичане, владея Гасконью.

Майкл Браун, комментируя содержание договора, утверждает что: «правящая линия Стюартов очень нуждалась в закреплении династических связей с высокими европейскими домами… Французы же, со своей стороны, смогли договориться о получении помощи из Шотландии в виде шеститысячного корпуса»[468].

К сожалению, мы не располагаем текстом этого договора и поэтому, говоря о франко-шотландских переговорах 1428 г., можем опираться только на существующую литературу, включая сюда краткое упоминание Бъюкенена об этих переговорах. Но важно то, что вопреки англо-шотландскому договору 1424 г., король Джеймс, как сообщает Бъюкенен, обещал рассмотреть вопрос о предоставлении помощи, правда в итоге, шотландский корпус во Францию так и не был отправлен[469].

Начиная с 1429 г. военно-политическая обстановка во Франции стала меняться в пользу дофина: французы стали постепенно теснить англичан[470]. Англичан беспокоило возможное укрепление позиций дофина за счет подкреплений из Шотландии, и Лондон, как мог, препятствовал упрочнению франко-шотландских отношений.

Пласкарден повествует, что летом 1433 г. англичане пообещали вернуть Шотландии все захваченные в XIV в. Южном Лоуленде земли, города и крепости[471], прежде всего, конечно, города Бервик и Роксбург. Взамен они добивались расторжения помолвки французского дофина с дочерью шотландского короля и отказа Шотландии от союза с Францией. Помимо прочего, англичане предлагали выдать замуж старшую дочь Джеймса I принцессу Маргариту, за двенадцатилетнего Генриха VI[472]. В случае выполнения всех этих условий, Лондон обещал Джеймсу I «иметь тех же друзей и врагов, что и шотландцы»[473].

Как отмечает хронист, это предложение вызвало споры среди шотландской знати. В конце 1433 г. на заседании королевского совета в Блэкфрайарс в Перте в течение двух дней шли жаркие дебаты, графы Атолл и Мори полагали, что следует поступиться традиционным союзом в обмен на исконно шотландские земли. Группировка во главе с графами Дугласом и Энгусом называла первых предателями, полагая, что с помощью и поддержкой «старого союзника» они и так вернут свое[474]. Позиция самого Джеймса не была однозначной. Во всяком случае, историки здесь расходятся во мнениях.

По словам Дж. Маккиннона, король Джеймс, скорее всего, склонялся к сохранению франко-шотландского альянса, рассчитывая в дальнейшем еще более укрепить связи между двумя королевствами[475]. М. Браун, утверждает, что на самом деле, шотландский монарх стремился использовать союз с Францией лишь «как предмет сделки» для