Ступени на эшафот - Юрий Корчевский

Анатолий Петрович указание на членство в партиях оценил. Уже хорошо, не ошибся Матвей в человеке – умён, способен к анализу информации.

– Предлагаете войну с эсерами?

– Она фактически уже идёт. Наверняка вам из провинции поступают доносы от руководителей на местах о наглости эсеров, их притязаниях на лидерство. Решать вам.

– Хорошо, надо посовещаться. Радует, что вы не играете краплёными картами.

– Как можно? Мы же солидные люди! И должны доверять друг другу.

Попрощались уже более тепло, чем в первый раз.

Через неделю Матвей сделал жест, ещё больше укрепивший доверие к нему со стороны Чёрной сотни.

Бомбист Чёрной сотни, действуя в одиночку, швырнул бомбу в полуподвал дома, где проводили сходку члены большевистской фракции РСДРП.

Двенадцать раненых и выбило стёкла в оконцах. Если бы бомбу начинили поражающими элементами – шариками от подшипников, гвоздями, кусками арматуры и прочими железяками, было бы двенадцать трупов. Бомбиста схватили прохожие, сдали в полицию, те передали по принадлежности в Охранное отделение. Дежурным офицером был Матвей.

Сразу выяснилось – принадлежит бомбист к черносотенцам. Матвей это понял сразу, как только прочитал в протоколе адрес, где рвануло. Именно он был первым в списке.

Бомбист сразу возьми и сознайся. Всё же народ в большинстве своём честным был, лгать считалось зазорным.

– Был и бомбу в окно бросил, так и пишите.

– Зачем?

– На почве идеологической неприязни.

– Дурак ты, братец. Суд будет, и я даже знаю приговор – виселица!

Бомбист непроизвольно рукой потёр шею.

– Да-да, пеньковый галстук ожидает! Похитрее надо быть. Вот повесят тебя, да другого-третьего, что тогда будет? Враги твои будут радоваться, а Чёрная сотня исчезнет. Кому лучше будет?

Видимо – проняло парня. Из деревни в город приехал, заведённые устои в столице страны считал ниспосланными свыше. Потому примкнул к Союзу русского народа.

– Вот что сделаем. Ты говори – бомбу в руках не держал никогда, ни в какие партии или общества не входил. На месте взрыва оказался случайно, шёл мимо. Как бабахнуло, я от испуга на тротуар упал, испугался. Меня схватили, приняли за бомбиста. Понял?

– Как не понять? Да что с того?

– Я в протокол запишу, с твоих слов под роспись. И отпущу. Ты своему старшему всё обскажи, как есть, и лучше из города уезжай. В Москву или другой город, если в деревне прокормиться не можешь. В общем – исчезни на время. Поищут тебя, да через полгодика-год и забудут. Всё лучше, чем на виселице болтаться.

– Спасибо, ваше благородие! Век доброты вашей не забуду.

Матвей так и сделал. Протокол написал, бомбист подписался, причём чужим именем, ибо документов при себе не имел. Какие документы у селянина, когда при Советской власти они появились у колхозников в семидесятых годах? Матвей протокол прочёл.

– Всё, свободен, но больше не попадайся.

Бомбист Фёдор поклонился земным поклоном, проявляя уважение. Земным – когда рукой земли касаешься или пола. Есть ещё поклон поясной, в пояс. А можно и головой кивнуть, тоже разновидность поклона. Все поклоны на Руси имели градацию.

Как бомбист ушёл, Матвей полицейский протокол и показания свидетелей изорвал и сжёг в пепельнице. Не для Федьки старался, хотя и жаль деревенского простодушного паренька. Выгоды для, не себе, а делу полицейского сыска.

Действия не остались незамеченными. При следующей встрече Федотов встал из-за стола, сделал несколько шагов навстречу, руку пожал, являя уважение.

– За Фёдора спасибо. Вы знаете, о ком я. В Киев он отправился. Из него может получиться отличный дружинник.

– Если раньше не арестуют и не повесят.

– Вашими молитвами.

Активность боевиков, что эсеровских, что большевиков, в столице снизилась. Потому как регулярно какие-то силы целенаправленно взрывали бомбы в местах массовых собраний или стреляли в руководителей разного уровня. Боевики стали опасаться за свою жизнь. Одно дело провести теракт, взорвав возок с чиновником, когда окружающих жертв много, о котором пишут и говорят. На миру и смерть красна! И другое дело, когда в тёмной парадной неизвестный стреляет в спину или бьёт кастетом по голове, так что мозги на стены разлетаются. Тут уж никакого почёта и уважения товарищей по партии. Для боевиков это важно, знать, что голову сложил не зря, а в борьбе с ненавистным самодержавием.

На одном из совещаний начальник Охранного отделения даже заметил:

– Что-то боевики притихли. Не перед бурей ли? Что информаторы говорят?

– Межпартийная борьба. Вы же, господин полковник, сами дали добро, чтобы боевиков разных партий лбами столкнуть. Пусть друг другу кровь пускают.

– Тогда отлично! С монархистами кто на связи?

– Штабс-капитан Кулишников!

– Поздравляю, видны результаты правильной работы. Сегодня подпишу приказ выдать денежную премию.

– Благодарю, господин полковник.

Премию и в самом деле Матвей получил на следующий день, двести рублей. Деньги не промотал в ресторане с сослуживцами, а обновил гардероб. Всё же в цивильной одежде приходилось быть чаще, чем в жандармской форме. И одежду надо было иметь на все случаи жизни. Приличную, для встречи с такими, как владелец типографии Федотов, либо попроще, какую разночинцы носят – картуз, пиджак кургузый, рубашка-косоворотка, мятые брюки и сапоги.

Вот одежды простолюдина не было. Всё равно никто бы не поверил, что коротко постриженный, с офицерской выправкой молодой мужчина с чистыми руками слесарь на заводе. У людей, связанных с техникой, мазут намертво въедается под ногти, в складки кожи на кистях рук.

И говор выдаёт. Не акцент, какой бывает у тверских или нижегородских, а отсутствие слов, употребляемых простолюдинами. Образовательный уровень по речи всегда заметен. И человек наблюдательный по одежде, манере поведения, речи, всегда может определить, в каких кругах вращается человек, уровень образования.

Как оказалось, одежда разночинца вскоре пригодилась в обстоятельствах неожиданных для Матвея. Неделя уже шла к концу и он предвкушал заслуженный отдых. И вдруг вызов к начальнику Охранного отделения Герасимову. Такие вызовы всегда напрягают – не допустил ли упущение по службе? Не для разноса ли хотят видеть?

– Слушаю, Александр Васильевич! Вызывали?

Полковник любил, когда его называли по имени-отчеству. А по званию на мероприятиях парадных или в присутствии вышестоящего начальства.

– Мы не солдафоны, – сказал он как-то. – Наше дело тонкое, деликатное – заниматься политической борьбой с врагами империи. Быть умнее их, предугадывать их действия и уничтожать, как бешеных собак!