Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! - Энтони Гилберт

– Что он там делал? – спросил я.

– Устроился работать секретарем в большом доме у джентльмена-инвалида по фамилии Керби. Я не завидовал его удаче, и с какой стороны ни взгляни, работа эта хорошая, нетрудная, только я не понимал, с какой стати из-за этого так задирать нос.

– Долго вы пробыли в Ромертоне?

– Около двух месяцев.

– И когда уходили, Рэнделл жил там?

– Конечно. Для него это было теплое местечко. Я иногда думал: «Хорошо тебе, но если твой хозяин узнает правду…»

– Вы не говорили это Рэнделлу?

Беннетт густо покраснел.

– За кого вы меня принимаете? – возмутился он. – За паршивого шантажиста?

Люди так не вспыхивают, если для подобного предположения нет никаких оснований. Мне стало любопытно, сколько Рэнделл платил Беннетту после их встречи в Ромертоне. Прежде всего каменщик не может позволить себе жить на такую широкую ногу, как Беннетт, без какого-то дополнительного дохода. Я втянул его в беседу. На войне он не был, так что никакой речи о военной пенсии не могло быть; он говорил о скверной погоде, в которую класть кирпичи нельзя; сетовал на безработицу, мол, она и его коснулась, хотя, когда работа была, она хорошо оплачивалась. В настоящее время, сказал Беннетт, работы нет.

– Хозяева, видимо, думают, что семейный человек может в любую минуту сняться с места, – пожаловался он, – и ехать куда угодно. Холостякам это годится. А оставлять жену на несколько недель нельзя. Я знаю. Пробовал. Поэтому когда мне говорят, что в Рединге есть дело для каменщика – новая церковь или еще что, – я не соглашаюсь. Через неделю-другую работа будет на месте разрушенной канатной фабрики, прораб обещал мне.

– А пока живете на капитал?

– Нет уж, никаких квартирантов, – заявил Беннетт. – Говорю же вам, квартиранты у меня уже были.

Он сказал, что арендная плата за дом составляет двадцать семь шиллингов в неделю. Пожалуй, дом того стоил. Но человек, у которого средняя зарплата шестьдесят шиллингов, не может платить столько и жить на широкую ногу, как жил Беннетт. Кроме того, одежда миссис Беннетт шилась не бесплатно, и они упоминали о помощи какой-то девушке. На мой взгляд, все это свидетельствовало о постоянном получении дохода из другого источника, и этим источником, казалось мне, являлся Рэнделл. Несмотря на все, что говорил оптимистичный капеллан, я не доверял ни тому, ни другому из бывших заключенных. Оба они стремились к успеху и, по-моему, так сильно, что могли хватить через край.

Я отказался от чашки чаю и направился к станции. В конце улицы встретил рабочего, остановил его и спросил, не знает ли он, где живет Беннетт.

– Чарли Беннетт?

– Он самый.

Тот назвал мне номер дома.

– Только его может там не оказаться, – предупредил он. – Чарли пять вечеров в неделю не бывает дома. Кое-кто из нас не отказался бы от его успеха.

– Преуспевает? – небрежно произнес я.

– Достаточно, чтобы купить жене шелковое платье и оставлять десять шиллингов за вечер в «Порту захода».

– Наверное, у него хорошая работа, – заметил я.

– Не только у него. И все-таки сейчас положение дел скверное, как во время недавней забастовки. Собственно, плохо приходилось большинству из нас. Тем, у кого есть дети, повезло, они работали. Только черные дни не волновали Чарли, хотя его жене ни разу не приходилось надевать фартук и выходить с ведром и метлой, как другим женщинам на этой улице, когда дела идут плохо. Говорит, ему везет на собачьих бегах. Что ж, бывает.

Я понял, что мой собеседник брюзга. Таких людей выдает тон голоса и долгое, гнусавое произношение согласных. Угостил его выпивкой и выслушал его рассказ о невезении, зависти, обманщиках-прорабах – ничему из этого не веря. Я был готов отбросить сорок процентов того, что он говорил о Беннетте, но шестьдесят все-таки оставалось, а это вкупе с моими подозрениями составляло весьма впечатляющую сумму на дебетовой стороне беннеттовского гроссбуха. Возвращался я в сильном беспокойстве. Казалось, я слишком удалился от Плендерса, от тюремного заключения моей красавицы Фэнни и мог лишь надеяться, что потратил время не зря. Но иначе мне пришлось бы сидеть на месте, дожидаясь новостей, и, во всяком случае, я мог утешаться тем, что все-таки что-то делал. Кроме того, мне поднимало настроение воспоминание о рыжем волосе на одежде Рубинштейна. Пока ни-кто не сумел объяснить, откуда он взялся. И хотя знаю, что случайность существует, однако не представлял, откуда взялся волос, когда единственным рыжим, отдаленно связанным с данным делом, был тот таинственный Рэнделл, по следу которого я шел.

Бард при народе, историк в тиши,

Овладев мастерством витийства,

Восхищались безмерно от всей души

Благородным искусством убийства.

У.М. Теккерей

Когда я вернулся, меня уже ждал Крук. Он сказал, что его эксперт тщательно осмотрел Плендерс. Царапин, которые непременно остались бы при открывании окон инструментом снаружи, не было; отметин, свидетельствующих о том, что дверь открывали не ключом, не оказалось. Но имелась относительно свежая царапина на одной из колонн веранды. Ее мог бы оставить сапогом мужчина.

– Если окно было открыто изнутри… – предположил я.

– Весь вопрос в том, кто это сделал.

– Такая возможность была практически у всех. Мы все находились наверху, наблюдали за Брайди и осматривали выставку.

– И пока все наблюдали за Брайди, любой, знавший, как действует запор, мог открыть его и оставить окно в таком положении, что его легко было распахнуть снаружи?

– Вероятно, это половина ответа, – сказал я, чувствуя, как холодеют руки. А потом рассказал Круку, что узнал о Рэнделле.

– Думаю, это вторая половина, – заметил он.

– Как ты собираешься действовать? – спросил я.

– Когда мы узнаем правду, и окажется, что наша арестантка виновна, вот тогда тебе потребуется адвокат. Благодаря нашим дурацким законам обычно удается вызволить жену, если она действовала с мужем, даже если все замыслы исходили от нее, а он являлся просто орудием. Одна из привилегий мужчин. Не принимай такой мрачный вид, – добавил Крук, похлопав меня по плечу. – Если узнаем, что это правда, могу предложить по меньшей мере два объяснения, которые избавят Фэнни от нежелательного мужа и двух мешков негашеной извести. Трудность в подобных делах заключается в том, чтобы выяснить истину. Дай мне ее, и я придам ей любую желательную форму.

Он подмигнул мне и ушел. Мне этот человек не нравился, но я был доволен, что охотится он не за мной, и глубоко благодарен ему, что он на нашей стороне.

На следующее утро я выехал первым поездом в Ромертон, графство Сомерсет. Джонатан Керби, прежний наниматель Рэнделла, жил в большом каменном доме в верхней части города. Беннетт описал его подробно. Но когда я сказал таксисту, чтобы он вез меня туда, тот вытаращил глаза и заявил: