Самая страшная книга. Вьюрки - Дарья Бобылева

– Ромочка, а что я тебе принесла.

Они опять подглядывали ему в голову. Но голос, который повторял мамины слова, был таким теплым, таким ласковым, что в груди опять жадно трепыхнулось. И кто-то плеснулся в ответ в буроватой воде.

– Погляди, Ромочка…

– Ты что, а ну вылезай! – гаркнули с насыпи над берегом.

Незнакомый Ромочке человек в очках скатился оттуда и запрыгал у кромки воды, не решаясь соваться дальше.

– Вылезай! Нельзя в реку! Тут люди пропадают!

– Их, наверное, зовут, – подумав, объяснил Ромочка.

Человек растерялся:

– Кто зовет?

– Не знаю. С реки зовут.

Так Ромочка случайно подарил Вьюркам присказку про «тех, кто зовет с реки». Но сам он об этом так и не узнал. Он послушно вышел из воды, взял свои вещи под мышку и поднялся на насыпь вслед за тревожно озирающимся дяденькой в очках. Это был бывший фельдшер Гена с Цветочной улицы, но познакомиться с ним Ромочка тоже не догадался.

С тех пор он стал при любой возможности убегать на берег Сушки, чтобы посмотреть на зовущих с реки. Ромочка прятался повыше, за кустами, чтобы не спугнуть их и самому не полезть, забывшись, в воду. Их ласковый зов оказался чем-то вроде бездумной птичьей песни, которую они повторяли на разные лады, листая образы и воспоминания в Ромочкиной голове. Наверное, они проделывали это с каждым, кто приходил на реку.

Потом им наскучили немногочисленные мысли Ромочки, и робеть они тоже перестали. Подплывали к самому берегу, возились в зарослях кубышек, с боем выдергивали резиновые стебли и мастерили гирлянды из желтых пузатых цветов. А Ромочка смотрел во все глаза и удивлялся, каким же глупым он был раньше. Ведь они казались ему неописуемого вида тварями, чем-то вроде живых коряг или циклопических водомерок с ловкими мерзкими лапами. А теперь, следя за их играми, он ясно видел, что это девочки, чудесные нежные девочки в липнущих к телу белых одеждах. Они гонялись друг за другом, вспенивая воду, выбирались погреться на стволы поваленных бобрами деревьев и мгновенно исчезали при любом резком звуке, оставив одни только круги на речной глади. Они были такими красивыми, такими хрупкими, что Ромочкино сердце плавилось от немого обожания. Ему все нестерпимей хотелось скатиться по заросшему травой берегу и нырнуть к ним. Но дяденька в очках строго-настрого запретил ему приближаться к воде, а Ромочка верил взрослым и чтил их запреты почти как божественные табу. Уже то, что он все-таки приходил на реку снова и снова, граничило со святотатством, но навеки детское сознание Ромочки не могло совладать с оглушившей его любовью к чудесным девочкам.

Он чуть было не повернул назад, когда однажды утром, явившись на свое излюбленное место, увидел там рыбачку Катю. Вроде бы она здесь обычно не удила, место было мелководное, затянутое водорослями, – а вот пришла все-таки. Ромочка уже собрался отступить, пока она его не заметила, но тут увидел совсем рядом, под плакучей ивой, одну из белых девочек. Он постепенно научился отличать их друг от друга, и это была одна из его любимиц: тоненькая, с аккуратной гладкой головой, похожая на безделушку из маминой комнаты – фарфоровую балерину.

Ромочка и сам не понял, как оказался на своем обычном наблюдательном посту. Но не мог же он оставить фарфоровую балерину одну.

– Ромочка, – сказал у него в голове чистый радостный голос. – Пришел Ромочка.

Балерина не играла и не грелась на солнце. Прячась под нависшими ветками, она очень медленно, осторожно приближалась к Кате. Чем-то Катя ее заинтересовала – наверное, тем, что тетенька, а рыбу ловит. Ромочка тоже удивлялся, потому и запомнил, что тетю с удочками Катей зовут. Когда Ромочка был поменьше, она пару раз показывала ему, как насаживать червяка и коротким движением забрасывать поплавок не в кубышки и не на дерево, а ровно туда, куда хочешь. Ромочке нравилась Катя, нравились ее пушистая темная челка и рыжие веснушки возле носа. Только она всегда была какая-то грустная. Интересно, и сейчас грустная? Заинтригованный Ромочка пополз, пыхтя, вниз по насыпи, чтобы увидеть хоть краешек Катиного лица. И обнаружил, что рыбу она ловить и не думает. Удочки, садок – все лежало без дела в траве, а Катя сидела, напряженно выпрямившись, и смотрела ровнехонько туда, где тихо покачивалась над водой глянцевая голова балерины. Катя ее заметила! Она тоже видела всяких-разных! Прижимаясь к земле и тщетно уворачиваясь от жгучих поцелуев крапивы, Ромочка сползал все ниже, к воде. И уже у самой кромки понял: Катя не просто наблюдает за девочкой, прячущейся под ивой, она с ней разговаривает. Так тихо, что нельзя было расслышать ни слова, но Ромочкина любимица подплывала как завороженная все ближе, точно Катя звала ее…

И тут Ромочка вдруг провалился ногой в пустоту, потерял равновесие и шумно, с воплем сполз в воду. Катя вздрогнула и поспешно обернулась, а фарфоровая балерина скрылась в речных глубинах.

Спустя мгновение Катя уже поднимала вытащенного из воды Ромочку на ноги и шепотом негодовала:

– Ты зачем сюда пришел?!

– К девочкам… – смущенно пробасил Ромочка, размазывая ил по штанине.

Катя нахмурилась:

– К каким девочкам?

– Которые в реке… ну вы же сами видели… я тоже на них смотреть хожу.

Ромочка бубнил объяснения, даже несколько польщенный таким вниманием, а сам разглядывал Катино лицо. Нет, оно больше не было грустным, теперь в каждой его черточке сквозил глубокий, давно вынашиваемый страх. У мамы становилось такое лицо, когда она видела паука. Она всю жизнь их боялась, но не до обыкновенного визга, как все тетеньки, а тяжело, по-настоящему. Ромочка скорее почувствовал, чем понял головой: Катя тоже увидела своего паука.

– Девочки… – повторила Катя и быстро зашептала: – Нельзя сюда ходить. Они тебя заберут. Туда, в воду, заберут, и всё. Или подменят, отправят вместо тебя к нам лягушку здоровенную, а все будут думать, что это ты.

Ромочка представил себе, как лягушка важно гуляет по Вьюркам, а все с ней здороваются, и хихикнул.

– Я правду говорю, – Катя заглянула в Ромочкины безоблачные глаза, и ему стало вдруг не по себе от этого взгляда. – Чтоб духу твоего здесь не было. Ты где живешь? Ну-ка давай показывай.

Ромочка зря ей доверился: Катя оказалась злой ябедой. Нажаловалась тете Лиде, что Ромочка на реке околачивается, да еще приврала, что он там чуть не утонул. Тетя Лида охала, всплескивала руками, а потом, не зная, как еще наказать великовозрастного чужого ребенка – чтобы понял, а то без наказания не поймет ведь ничего, – заперла его на даче и строго-настрого запретила выходить. Сидеть взаперти не по собственной воле оказалось очень противно и обидно.

Ромочка побитым сенбернаром бродил по даче, плакал, даже обзывал в сердцах дурами и тетю Лиду, и Катю. У него отобрали чудесных девочек, теперь они будут играть без него, а что он такого сделал, почему такая несправедливость…

В унынии и заточении Ромочка провел два дня. Приходила тетя Лида, оставила банку супа и мерзкие рыбные котлеты – и снова заперла дверь. Она даже немного удивилась, что Ромочка не пытался убежать – через окно, например. А зачем и, главное, куда ему было убегать, если все равно нельзя на реку. Катя сказала, что будет его там караулить. И Ромочка представлял, как она караулит его под насыпью – с овчаркой Найдой на поводке, как пограничник. И тетя Лида, наверное, тоже станет караулить, вон какая сердитая ходит. Обе будут днем и ночью бродить по берегу с собаками, охраняя реку от Ромочки. Его тайная дружба с речными девочками раскрыта, опозорена, и остаток жизни он проведет здесь, в разлуке с ними.