Умри сегодня и сейчас - Сергей Донской

Когда Бондарь обнял Ингрид, ее глаза наполнились тоскливой грустью, словно она убедилась в каком-то прискорбном для себя факте. Бондарь чувствовал, что ей не до ласк и уж тем более не до столь уважаемого американцами секса на заднем сиденье автомобиля. Тем азартней он пошел на приступ.

Ее губы оказались ледяными, а тело – мраморным. Он вспомнил какой-то старый фильм, в котором юноша ласкал женскую статую в пустынном зимнем парке. Бондарь находился примерно в такой же ситуации. Ингрид не вырывалась и не противилась поцелуям, но держала губы плотно сжатыми, а зубы, так те вообще стиснула до хруста. Когда медная пуговица и «молния» ее джинсов оказались расстегнутыми, она что-то протестующе промычала, хотя не сделала ни единой попытки остановить руку Бондаря. Он воспользовался этим. И, отстранившись, заглянул в глаза Ингрид, которые, вопреки ожиданиям, были совершенно трезвыми и ничуть не затуманившимися.

– Вы удовлетворены? – спросила она.

– Нет, – не стал кривить душой Бондарь. – Я ожидал от вас ответной страсти.

– С какой стати?

– Вспомнилась наша прогулка у моря. Вы, кажется, собирались сделать какое-то признание? Сейчас самый подходящий момент.

– Вы меня не так поняли, – покачала головой Ингрид. – Признание? Да я просто собиралась предупредить вас, что близость между нами невозможна.

– Почему? – удивился Бондарь, левая рука которого не спешила покидать нагретое местечко.

– Причина чисто физиологического характера.

– Только не говорите мне, что вы равнодушны к представителям противоположного пола. Иначе чем вы объясните ваш интерес к Сергею Николаевичу?

– Меня привлекает его интеллект, его кругозор и эрудиция, – отрезала Ингрид. – Как мужчина он мне безразличен.

– А я? – вкрадчиво спросил Бондарь, пошевелив средним пальцем левой руки.

– Вы тоже, – ответила Ингрид, сохраняя полную невозмутимость. – Я действительно лесбиянка, хотите верьте, хотите нет. Приберегите энергию для жены.

– Зачем же тогда вы поехали со мной?

– Вы сами настояли на этом. Впрочем, если я вас сильно разочаровала, то в Таллинне вы без труда найдете себе подружку посговорчивее. – Бледные губы Ингрид растянулись в язвительной улыбке. – Я даже научу вас одной фразе, которая облегчит вам задачу: «Ма армастан синд, мину каллике». Говорите ее избраннице до тех пор, пока она не сдастся на милость победителя.

– Нет уж, спасибо, – буркнул Бондарь. – Я вижу, что у вас, эстонок, легче выпросить фотографию дедушки, ходившего в «лесных братьях», чем взаимности.

– Почему вы все время забываете о том, что я американка, а не эстонка?

Волосики под рукой Бондаря были на редкость мягкими, редкими и длинными – хоть на палец накручивай. Подавив это не слишком пристойное желание, Бондарь притворно вздохнул:

– Американка, эстонка… какая разница? В любом случае с вами каши не сваришь. Пожалуй, я напрасно затеял эту дурацкую поездку. Какого черта мы будем делать в Таллинне? Осматривать достопримечательности? – Правая рука Бондаря повернула ключ зажигания. – Чихать я хотел на ваши достопримечательности. Разворачиваемся – и домой.

– Эй, вы не сделаете этого! – вырвалось у Ингрид.

– Еще как сделаю, – холодно возразил Бондарь, извлекая пятерню из ее джинсов.

– Да подождите же, – быстро сказала Ингрид, выгнувшая спину, чтобы было удобней застегивать «молнию». – Я женщина, а у нас, женщин, настроение переменчиво, как погода. Кто знает, что взбредет мне в голову на обратном пути? Если вы проявите достаточно нежности и такта…

– Сколько угодно нежности и такта, – пообещал Бондарь.

Его левая рука была совершенно сухая, но прежде чем взяться за руль, он демонстративно вытер пятерню тряпкой, а тряпку так же демонстративно выбросил в окно.

Взметнув тучу придорожной пыли, «Ауди» сорвалась с обочины и понеслась в прежнем направлении. Откинувшаяся на спинку сиденья Ингрид облегченно вздохнула.

Они прибыли в Таллинн без приключений, и Бондарь неохотно приготовился исполнять роль туриста. Ингрид с самого начала взяла быка за рога. Распорядившись заехать на стоянку, она выбралась из машины и показала на иглу далекого шпиля, вонзившегося в провисшее брюхо облаков:

– Это знаменитая Таллиннская ратуша, где обязательно должен побывать каждый. А пойдем мы туда пешком, через Старый город.

– Почему бы не подъехать? – без энтузиазма спросил Бондарь, успевший прикинуть, что прогулка предстоит долгая.

– Стоимость стоянки зависит от близости к центру, – пояснила Ингрид. – Тут достаточно заплатить десять крон. Дальше будет в три раза дороже.

– И что же, везде стоянка платная?

– Возле Старого города – да. Внутри его проезд вообще запрещен. А штраф за нарушение правил парковки – 30 долларов.

Мысль о том, что за казенные деньги предстоит отчитываться, сломила сопротивление Бондаря. Оплатив клочок асфальта, занятый «Ауди», он последовал за Ингрид.

Чем ближе к центру, тем отчетливей проступал вокруг облик средневековья, наспех закамуфлированный яркими рекламными вывесками и разноцветными иномарками, понатыканными вдоль тротуаров. Отреставрированные островерхие крыши из новенькой розовой черепицы смотрелись нелепо на зданиях из темных, засиженных голубями камней. Как если бы дряхлый старик напялил на голову молодежную бейсболку, развернутую козырьком назад.

– Сколько лет Таллинну? – спросил Бондарь, шагая по булыжной мостовой.

– Трудно сказать, – ответила Ингрид, – потому что вначале он именовался Колыванью, а позже его звали Ревелем. И вообще он делился на две части – Нижний город и Верхний, тот, что на холме Тоомпеа. Эти два города умудрялись враждовать между собой так сильно, что жителям пришлось отгораживаться друг от друга. – Ингрид кивнула на крепостную стену. – На холме засела знать, а внизу обитали ремесленники и торговцы, сбежавшие из Верхнего города. Кстати, самой короткой дорогой, соединяющей обе части Старого города, считается улица, по которой мы идем. Она называется Пикк Ялг.

– Пик… что? – переспросил Бондарь.

– По-русски – длинная нога.

– Тебя надо избрать символом этой улицы, – заявил Бондарь. – Зачем ты надела джинсы? В юбке и гетрах ты смотришься гораздо эффектней.

– Взгляни-ка на мою обувь, – предложила Ингрид.

– Взглянул, – сказал Бондарь, отметив про себя, что она наконец соизволила перейти на «ты». – Ты обута в кроссовки. И что из этого следует?

– А теперь посмотри на булыжную мостовую и на щели между камнями. Когда сюда забредает какая-нибудь модница на высоких каблуках, прохожие просто помирают от смеха. – Остановившись, Ингрид пошаркала подошвой по мостовой. – Время отшлифовало камни, но все равно, когда проезжаешь по ним в автомобиле, чувствуешь себя очутившейся внутри гигантской кофемолки. Зуб на зуб не попадает. Это лишний повод прогуляться пешком.