Тмутараканский лекарь - Алексей Роговой

рассказал ему о случившемся, он попытался найти этот ход, но безуспешно… Потом я кое-как остановил кровотечение, Шурик мне помог подняться, взвалил на плечо мешок того бандита, и мы отправились на поверхность.

Однако наверху нас ждало разочарование — битый час Шурик искал хоть кого-нибудь из нашего археологического отряда, но так никого и не нашел. В общем, решил он погрузить меня на ишака и поехать в ближайшую деревню, где наверняка можно было или найти фельдшера, который бы перевязал рану, или вызвать «Скорую» и поехать в районную больницу. Ближайший населенный пункт, в котором мы запасались продуктами, был всего в трёх километрах от места проведения раскопок. Каково же было наше удивление, когда, пройдя эти самые три километра, никакого селения не оказалось! Как будто его и не существовало никогда… Пройдя приблизительно пять километров, ни асфальтированной дороги, ни одной живой души мы тоже не встретили. Мы понятия не имели, что делать дальше. Я потерял много крови, и у меня больше не было сил для того, чтобы продолжать движение, да и Шурик изрядно подустал.

Он предложил заночевать у одной мелкой речушки, где можно было добыть чистой горной воды. В мешке, притороченном к седлу ишака, Шурик нашел две пресные лепешки и бурдюк с вином. Этого нам хватило, чтобы немного подкрепить силы и пережить ночь.

Весь следующий день мы провели в ожидании и надежде встретить хоть кого-нибудь, кто мог бы нам помочь. Мой товарищ поднимался на разные возвышенности и напрягал зрение, чтобы хоть на горизонте что-то увидеть. Но все было тщетно. Возле нас лежал мешок сокровищ, но по злой иронии судьбы мы не могли за него нигде купить ни лекарств, ни хотя бы обычной еды. Я чувствовал сильную усталость и постоянно просил пить. Вдобавок ко всему и жара тогда стояла несусветная, а над головой у меня начали кружить стервятники. Наше положение становилось все безнадежнее. Я предложил Шурику оставить меня у реки и уходить на поиски помощи, но он ответил, что никогда не бросит друга в беде.

Ближе к вечеру, когда мне в голову стали уже лезть мысли о самоубийстве, на горизонте вдруг показалось облачко пыли, которое со временем стало приближаться к нам, увеличиваясь в размерах. Потом стали различимы всадники. Их было всего пятеро. Шурик обезумел от радости, стянул с себя рубаху, привязал ее к большой палке и принялся махать ей, как флагом, чтобы привлечь их внимание. И у него получилось — всадники подъехали к нам. На них были доспехи древнерусских воинов и говорили они также на старинном языке. На вопрос о том, что за фильм снимается и где их съемочная группа, они непонимающе молчали. Однако долго расспрашивать их времени не было, мы описали свою беду, но они нас посчитали за юродивых и взяли с собой из жалости.

Воины привезли нас в небольшой лагерь, где было помимо них ещё человек пятьдесят-шестьдесят в подобных доспехах. Я подумал, что уже начинаю бредить. Один из всадников, привезших нас, привел ко мне пожилого человека, которого эти воины называли «Лекарь». Он промыл и перевязал мои раны, дал мне горького зелья. Я уснул и проспал сутки, как младенец. Когда я проснулся, то слабость еще была достаточно выраженной, но мне уже было намного легче.

Шурик очень обрадовался моему возвращению. Он помог мне встать и немного пройтись, а также рассказал то, о чем узнал. Выяснилось, что эти воины были остатками дружины тьмутараканского князя, ходившей в поход на Арран и потерпевшей поражение. Поначалу мне казалось, что это хорошо организованный розыгрыш. А потом я увидел раненых… Там были воины с выбитыми глазами и пробитыми головами, лишившиеся руки или ноги в сражении. Многие из них умерли в первый день. Я понял тогда, что всё происходит по-настоящему и насколько мы с Шуриком в прямом смысле слова «попали в историю».

Разбитое войско возвращалось домой в Тьмутаракань. Вместе с ними пошли и мы. Все сокровища, кроме половины той злосчастной золотой пластины, Шурик в добровольно-принудительном порядке отдал в благодарность за наше спасение молодому княжичу Евстафию, возглавлявшему этот поход. Я уже запамятовал его славянское имя, помню лишь то, с которым он был крещен. Юному княжичу было всего восемнадцать лет, но княжескую кровь в нем было видно издалека. Это был высокий стройный юноша с длинными темно-русыми волосами и ясными голубыми глазами. Несмотря на его молодость, воины относились к нему с почтением не столько из-за его титула, а благодаря тому, что княжич их сам уважал и обращался с ними, как со своими старыми друзьями. Евстафий не отсиживался за спинами своих ратников, а проявлял доблесть и отвагу в бою, где и был ранен. Свидетельством этого была его левая рука, висящая на перевязи. Под командованием княжича Евстафия и его опытных воевод неприступный Арран чуть не был взят, если бы не предательство союзников-сарирцев. Княжич все порывался продолжать бой, но потом внял советам мудрого воеводы, опасавшегося окружения, и отступил с остатками потрепанной дружины.

— Ещё бы! Ему есть в кого быть отважным, — взахлёб рассказывал мне Шурик, — знаешь, кто его отец? Князь черниговский Мстислав Владимирович, сын князя Владимира Красна Солнышка, представь себе! А дядя княжича — кто бы ты думал? Сам Ярослав Мудрый. Вот это мы с тобой попали в переплет, Влад! И раз уж мы с тобой здесь, мне не терпится вживую их увидеть.

— Да ты что?! А как же наше время, наши семьи? Есть идеи, как нам снова домой попасть?

— Не для этого нас комсомол воспитывал, чтобы мы от трудностей бегали. Давай мы здесь все изучим, как следует, а потом найдем способ вернуться в Советский Союз. Представляешь, мы сможем сразу написать докторские диссертации и заодно Государственные премии получить за вклад в советскую науку!

— Ага, или прямиком на дурку угодить, если еще получится вернуться!

Кстати, тогда я и стал называться Кудеяром, подумав, что это подходящее имя для того времени. Как я уже говорил, нас изначально восприняли за юродивых, сумасшедших то бишь. Шурик только подтверждал это прозвище, с восторженным лицом расспрашивая воинов об обыденных для них вещах. Его можно было понять — ведь он впервые видел перед собой настоящих древних русичей, брал в руки мечи, щиты и копья не в качестве музейного экспоната или археологического трофея, а как боевое оружие. Шурик даже упросил одного из воинов научить его обращаться с мечом. У воинов его неподдельный интерес ничего, кроме улыбки, не вызывал. Действительно, для нас