Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут - Марина Крамер

– Со временем сумма возрастет. Если вас все устраивает, можете идти, – подвел итог хозяин кабинета и нажал кнопку внутренней связи. – Ксения, проводи.

Секретарша довела Вадима до комнаты с надписью «Отдел кадров», там пожилая женщина сунула ему несколько бумажек, велев заполнить их дома и принести завтра к девяти утра. Все оказалось просто и легко…

Но выяснилось, что у всякой деятельности есть и другая сторона… Через два месяца Вадима вызвал директор агентства, Сергей Иванович Абрамченко, которого за глаза все сотрудники звали Конем. Глядя на Вадима, он спросил, может ли тот помочь в одном деле, за которое ему будет заплачено отдельно. Вадим пожал плечами и согласился, даже не узнав, что предстоит делать. Вечером за ним приехали трое парней в спортивных костюмах, молчаливые и хмурые. Они долго колесили на машине по городу, потом вошли в какое-то многоэтажное здание и открыли дверь кабинета на пятом этаже. Кивнув Вадиму на телефонный аппарат, старший из троицы протянул полиэтиленовый пакет с небольшим устройством:

– Вот эту хрень вставь в трубку, только так, чтобы было незаметно, что ее вскрывали, усек?

– Но… это ведь… незаконно, – возразил Вадим, чувствуя, как вспотели ладони.

– Чего? – удивился старший. – Незаконно? А ты кто – прокурор? Конь сказал – надо сделать, а тебе за то и платят, чтобы ты делал, а не про законы трындел! Так что бери и делай, законник!

– А… если не стану?

– Сдохнешь, – тихим голосом ответил старший, и Вадим понял, что он не угрожает и не шутит.

«Прослушку» он установил, за что получил две тысячи долларов, однако понял, что агентство недвижимости – всего лишь предлог, прикрытие, а на самом деле контора Абрамченко занимается совсем другим… Со временем Вадим перестал думать об этом – его услугами Конь пользовался редко, хорошо их оплачивал, а потому угрызения совести отошли на второй план. И только пять дней назад…

Кто и когда успел доложить Коню, что он, Вадим, в свое время был женат на Алене Грачевой, было непонятно. Но когда Конь велел помочь Славику выкрасть ее вместе с детьми, Алимов испытал очень неприятное чувство. Дело было не в Алене – он уже давно перестал думать о ней, дело было в самом Граче и в его врезавшихся в алимовскую память словах… И если теперь с Аленой и ее детьми что-то случится, Грач наверняка приведет свою угрозу в действие. Однако и отказ ничего хорошего не сулил – перечить Коню тоже было делом опасным для здоровья и жизни.

Дневник.

«Надо же, я почти два года не доставала эту тетрадку… Времени не было, хотя происшествий хватало. Вот сейчас я сижу на кухне в маминой квартире и пытаюсь справиться со своими эмоциями. Танька погибла… из-за меня, черт, из-за меня! Если бы мы поехали в другое место, если бы вообще не встретились, она была бы жива! И Алимов… он-то как там оказался? Господи, ну почему это происходит со мной? Я ведь хочу просто жить и растить сыновей, ничего больше! Мне не нужны ни большие деньги, ни будущие перспективы моего мужа – мне ничего этого не надо, я хочу просто жить…»

…Вчера, подъехав к подъезду дома, где жила мать, Алена заглушила двигатель и бессильно уронила голову на руль. Внутри все дрожало от пережитого ужаса, очень хотелось курить, но сигарет не было. Если бы не Танька… Если бы не подвыпившая Танька, отвлекшая на себя внимание человека, пришедшего за ней, Аленой, то она и не сидела бы уже здесь, под окнами материнской квартиры, где спокойно спят сыновья. В голову Алене пришла мысль о том, что она должна будет помочь Татьяниной матери и больной сестренке, потому что теперь они лишились кормилицы. Да, обязательно… И тут она осеклась, вспомнив, что своих денег у нее почти нет, а пользоваться грачевскими не хочется. Оторвав от руля налившуюся болью голову, Алена глянула в зеркало и заметила отпечаток кожаной оплетки на лбу – ровную красноватую полоску.

– Господи… – пробормотала она, потерев отпечаток пальцами. – Что же теперь будет? И при чем здесь все-таки Алимов?

Надо было идти домой, там мать заждалась, а сил выйти из машины не было. Подхватив с сиденья сумки со всякой мелочовкой для мальчиков, Алена выбралась из джипа, нажала кнопку на брелоке, включая сигнализацию, и побрела в подъезд.

Мать не спала, мыла посуду. Когда Алена, нагруженная сумками, ввалилась в квартиру, Нина Николаевна оторвалась от своего занятия и прижала к губам палец:

– Т-с-с! Только утолкла твоих бандитов…

– Мама, не смей больше произносить этого слова! – взревела Алена громким шепотом, сбрасывая покупки на пол около стола.

Нина Николаевна удивленно смотрела на покрасневшую дочь и не могла понять, что случилось, что именно так разозлило ее. Алена же слышать не хотела этого слова, которым в газетах часто называли ее мужа. Упав на стул прямо в пальто, она закрыла руками лицо и заплакала, дав, наконец, волю чувствам. День был слишком напряженным. Как много произошло сегодня…

– Что с тобой? – мягко спросила мать, устроившись рядом.

Алена помотала головой и не ответила. Так тяжело ей уже давно не было.

– Раздевайся, Аленка, хватит сидеть, – мать слегка встряхнула ее, заставляя снять пальто, и Алена подчинилась. – Сейчас чайку попьем с тобой, поедим… Устала?

Алена опять кивнула, не отвечая. Нина Николаевна расставляла на столе чайные чашки, доставала из холодильника колбасу и сыр, резала хлеб, а Алена наблюдала за ней отстраненно, совершенно ни о чем уже не думая. Казалось бы – поговорить с матерью, и станет легче, но она не могла посвятить Нину Николаевну в то, что происходит в ее семье, в ее жизни…

Ночью Алена не спала, прислушивалась к мерному дыханию сыновей и мечтала о том, чтобы завтра, когда она проснется, все оказалось только страшным сном…

Пойти на похороны Татьяны Алена не смогла, понимая, что наверняка там будет кто-то из тех, кому зачем-то нужна она, Алена, и ее дети. Она так и не сказала матери о случившемся, и Нина Николаевна никак не могла понять причину перемен, произошедших в дочери. Буквально за одну ночь Алена поменялась, осознав, что теперь ей нужно надеяться только на себя.

Через два дня после похорон позвонил Григорий. О произошедшем он, разумеется, не знал, а звонил просто так, чтобы узнать, как жена и сыновья. Алена разговаривала сдержанно, коротко отвечала на вопросы и ничего не добавляла от себя. Просто констатировала – да, мальчики здоровы, да, начинают делать шаги, да, хорошо едят. И у нее все в порядке.

– Алена, что происходит? – не выдержал наконец Григорий. – Ты разговариваешь со мной так, словно я номером ошибся!

– Это я ошиблась номером два года назад, – вздохнула Алена. – Если бы я сразу знала, кто ты… если бы мои мозги не отказывались работать при виде тебя, если бы я взвесила и оценила все, что увидела, то ничего не произошло бы.

– Что ты хочешь этим сказать? – голос Григория в трубке стал жестким и чужим.

– Только то, что сказала.

– Я так понял, что ты сожалеешь о нашей встрече и о нашем браке? О том, что было у нас с тобой? О том, что родились Ванька и Павлик?