Когда она меня убьет - Елена Богатырева

Вошла женщина. Молодая, красивая, высокая. Огляделась сначала, а потом только на Анну взглянула, будто только что заметила. Сначала все поверх ее головы глядела.

— Мать дома? — спросила она.

— В больнице, — ответила Анна.

— Вот и хорошо, — улыбнулась та. — Поговорим?

Так сказала, что я даже струхнула там, прячась. А Анна молчала. Она мне потом говорила, что сразу поняла, кто эта женщина.

— Знаешь милая, — сказала ей женщина, — мы с моим любовником поспорили, сумеет он тебя в себя влюбить или нет. Я сказала, что вряд ли, девочка ты больно правильная и порядочная, а он утверждал, что на счет три будешь за ним бегать. Тебе назвать его имя?

Она ждала ответа, но Анна молчала.

— Скоро, знаешь ли, зарплата, рассчитаться нужно. А поспорили на сто рублей. Деньги, согласись, приличные. Может, поможешь, подыграешь? Гони его в шею. Самой не так стыдно будет, когда он тебя бросит. Все будут говорить, что ты сама его бросила. Репутацию сохранишь. А я — свои денежки. Ты уж извини, что так получилось, но я не думала, что ты на такую дешевую приманку так глупо клюнешь. Мы с ним как встречаемся, все косточки тебе перемыли, я все поверить не могла, так он мне такие подробности выкладывает про тебя, и про поцелуйчики там разные, и про скамейку вашу…

Мне странно это было слышать. Разговора-то и не было вовсе. Та все говорит, говорит. Потом паузу выдерживает, ждет ответа. А Анна молчит и молчит. Я как ее слова услышала, у меня душа в пятки ушла. Какой ужас! Она ведь верила ему, да что там верила — любила. И тут же еще страшная мысль подкатила к горлу вместе с тошнотой: а что она сейчас чувствует? Почему молчит? Может быть, взгляд ее сделался стеклянным и отрешенным, каким был у ее матери? Может быть, она вот-вот в обморок упадет от услышанного или у нее разрыв сердца сделается?

В щелочку мне Анну было плохо видно. Только профиль. Застывший профиль, с подбородком, поднятым высоко вверх. Гостья-то была выше ростом. Зато женщину рассмотреть у меня было гораздо больше возможностей из своего укрытия. Но лучше бы у меня такой возможности не было. Женщина была красивой и взрослой. По-настоящему красивой. Духами пахла, кольца на пальцах, чулки, каблуки. Да и одета была модно, не то что мы, вечно вырастающие из своей школьной формы, которая была нам либо слишком длинна, так как покупалась «на вырост», либо коротка, потому как рано или поздно из нее вырастаешь. Сердце упало. Женщина не была Анне соперницей. Нет. Анна с ней ни в какое сравнение не шла. Как дворовой щенок по сравнению с холеной, породистой собакой.

Я представила, какая жизнь ждет нас в школе, если все эта история со спором выплывет наружу, и даже закрыла рот рукой, чтобы не застонать. Жизнь кончена и выхода нет. Мне захотелось выскочить, вцепиться этой женщине в волосы и растрепать прическу до того, как она отшвырнет меня как котенка, в чем я ни минуты не сомневалась. Сделать хоть что-нибудь…

Но тут заговорила Анна. И ее голос поразил меня. В нем не было и следа тех интонаций, к которым я привыкла. В нем не было ни тени смущения, одна только уверенность. И эта уверенность потрясла меня.

— Когда вы вошли и начали говорить, я подумала, что вы ошиблись дверью, — так она начала с ней говорить.

Женщина усмехнулась, и хотела было ответить, но Анна не дала ей вставить слова:

— Но потом поняла, я о вас слышала. Мне говорили, что Яша прежде встречался с кем-то.

— Не прежде, а…

— Прежде, — повторила Анна. — Потому что в последнее время вы не могли его видеть.

— Не могла, а — видела, как ни странно.

— Нет, — сказала Анна. — Он сказал, что больше с вами не встречался, и я знаю, он не лжет.

— Откуда же тебе знать, — в голосе женщины теперь все явственнее сквозило раздражение. — Ты ведь не следишь за ним…

— Конечно, нет. Просто он мне никогда не лжет. И он сказал мне, что встречался с вами в последний раз. И еще он сказал мне, что встречаться с вами больше не будет.

Они теперь стояли друг против друга напряженные до предела. Правда, пока они только разговаривали, перевес мог остаться за Анной, но, если бы, не приведи Боже, между ними завязалась потасовка, женщина непременно взяла бы над Анной верх. А мне так не хотелось этого. Наши побеждали врагов, я уже это нутром чувствовала.

Как она с ней говорила! И кто из них теперь королева, скажите на милость? Эта, со своими чулками-помадой-прической-красотой или Анна, со своей царственной уверенностью?

— А он не сказал тебе, с чего это вдруг…

— Все просто. Он не станет встречаться с вами потому, что ему это больше не нужно.

Я явственно видела, как у женщины дернулась бровь, как ее рука начала двигаться вверх. Она собиралась ударить Анну! Я спустила воду в унитазе и принялась грохотать задвижкой. Напустила на себя идиотский вид, вышла и уставилась на них:

— Здравствуйте! — Я не очень долго на них пялилась, но прошла в комнату и принялась, напевая, раскладывать учебники на столе. — Анна, я готова, ты скоро? — спросила я капризным тоном.

Голос у меня был тоненький от страха, как у овцы, которую ведут на бойню. Рука женщины остановилась в воздухе на полпути, и теперь в такой странной позе она показалась мне совсем не симпатичной, а даже жалкой.

— Спасибо, что зашли, — Анна двинулась ей навстречу, и женщина вынуждена была отступить. — Мама вернется из больницы в конце следующей недели, тогда и заходите.

Она просто вытолкала ее на лестничную клетку и стала закрывать дверь, когда та прошипела:

— Ты еще пожалеешь…

И столько яда было в этих словах, что захотелось открыть форточку и проветрить помещение, потому что дышать здесь было теперь не безопасно. Это Анна так сказала. Она открыла форточку. И еще — вымыла руки. Брезгливо стряхнула воду с них, вытерла. Поежилась.

— Она говорила неправду? — осторожно спросила я, когда она села рядом.

— Конечно, — ответила Анна.

— Я так струсила, — честно призналась я. — Ты себе не представляешь.

— Представляю, — ответила она. — Я вот сижу и думаю, а что, если бы не Баринов?

— А Баринов-то тут причем? — удивилась я, вспоминая его кривляния.

— Ты хочешь, чтобы я рассказала?

— Конечно, — ответила я, беря ее за руку. — Мы же всегда все рассказывали друг другу.

— Не всегда, — ответила она, улыбаясь. — С некоторых пор — не всегда.

— Ну если не хочешь, — я слегка надула губы: я такой героизм ради нее проявила, а она…

— Хочу. Я хочу тебе рассказать. Мне очень хочется рассказать, давно хотелось. А кому еще? Ты ведь моя самая близкая…

И она рассказала.

Вечером того дня, после слов Баринова, они как обычно встретились. Пошли гулять, несмотря на то что холодный выдался вечер. И она спросила его прямо: