Защита поручена Ульянову - Вениамин Константинович Шалагинов

ЗАЩИТА ПОРУЧЕНА УЛЬЯНОВУ

1

Новую главу я хотел бы начать так же, как и предыдущую: с поездки. В те же места. С той же целью.

Это увлекательное путешествие я придумал для себя много лет назад, когда Самара еще называлась Самарой.

Степью, лесами поезд перебежит махину сибирского плато, пересечет Урал, вымахнет на Волгу. И тогда я начну главную часть путешествия…

Все будет просто.

В кассовом окошечке над водой без особого труда получу пароходный билет и в тот же августовский день, а по возможности в тот же час, когда Ленин навсегда покидал Самару, от того же берега и по той же воде отправлюсь в Горький.

Не имеет значения, какое судно ляжет на разинский стрежень, современное ли белое чудо, полное огней и комфорта, или простенький хлопотун-трамвайчик, важно другое: в тот же день и час, в ту же сторону.

Впрочем, все остальное здесь уже неповторимо. Мансарда Никанорыча, в которой Ленин совещался с нижегородскими марксистами, обветшала и разрушена. А берега?

Берега полны новью, неузнаваемо изменившей все стародавние картины.

За Горьким - Москва, потом Ленинград, дом на улице Чайковского (по-старому - Сергиевской), где в конце лета 1893 года поселился новый петербуржец, имя которого стало позднее именем великого города.

Итак, день и час.

В кассовом окошечке над водой не продают билетов на пароходы прошлого века, и потому здесь не знают ни августовского дня, ни августовского часа. Я сам должен назвать и то, и другое.

День отъезда Ленина из Самары точно установлен. Еще в середине тридцатых годов «Красный архив» поместил на своих страницах вот это донесение шефа самарских жандармов департаменту полиции:

«1 сентября 1893 г.

Состоящий под негласным надзором полиции в г. Самаре:

Фамилия - Ульянов.

Имя - Владимир.

Отчество - Ильич.

Звание - бывший студент.

Выбыл - 17 августа 1893 г. в г. Москву.

О выезде сообщено начальнику Московского губернского жандармского управления.

№ 539, 1 сентября 1893 г.

Начальник управления полковник Попов» [74].

Таким образом: год отъезда 1893-й, месяц - август, число - семнадцатое.

Чтобы установить теперь час отъезда, казалось достаточным пройти в хранилище библиотеки и, раскрыв комплект «Самарской газеты», заняться несложными вычислениями.

Проделав это, я неожиданно обнаружил, что семнадцатого августа Ленин вряд ли мог оставить Самару: удостоверение, полученное им перед отъездом, было помечено восемнадцатым.

Но вот получал ли он его собственноручно?

Если допустить на минуту, что, направляясь в Петербург, он условился в суде, что его адвокатская виза на право хождения по чужим делам будет непосредственно отправлена присяжному поверенному М. Ф. Волькен-штейну, его будущему патрону в Петербурге, тогда и самый спор между жандармской бумагой и удостоверением представится чистейшей иллюзией.

Верна ли, однако, эта версия?

Ответ отыскался не сразу.

Вообразите тяжеловесную широкоформатную книгу в тысячу страниц.

По зелено-черному мраморному полю - надпись: «Входящий журнал по столу председателя Самарского окружного суда на 1893 год. Часть 2-я с № 2363…»

Франтоватый переплет из плотного палевого ластика и ярко-красная - все еще ярко-красная - сургучная печать с двуглавием орла и скипетром. На обороте 72-го листа - печатная рубрика: «Содержание бумаг».

И ответ: «Помощника присяжного поверенного сего суда Владимира Ильича Ульянова (прошение. - В. Ш.) о выдаче ему удостоверения в том, что он состоит по сие время в оном звании».

Еще рубрика: «Резолюция».

Еще ответ: «Просимое удостоверение выдать» (эти слова мы уже знаем).

И наконец: «Время и № исполнения».

И заключительная запись-справка в ответной клетке: «Выдано (выделено мною. - В. Ш.) 18 августа за N° 1844»75.

В кассовом окошечке я попросил билет на 19 августа.

Почему?

Тут несколько соображений.

Судя по характеру записей в зелено-черной книге, удостоверение № 1844 было вручено непосредственно в руки подателя прошения (при выдаче «просимого» по доверенности педанты от канцелярского пера делали в журнале стереотипную оговорку).

Произошло это, резонно полагать, во второй половине дня: номер удостоверения сравнительно поздний для исходящих бумаг за 18 августа.

Ленин вряд ли твердо рассчитывал получить удостоверение именно 18 августа и, следовательно, в этот день отправиться в Петербург не мог.

Итак, я приобрел билет на 19 августа. А в полдень 26-го в Москве поднимался на второй этаж здания, что носит имя Ленина и хранит уникальнейшее на земле собрание книг. Поднимался, вспоминая 26 августа из века минувшего: три четверти столетия назад в этот день Ленин читал здесь книги и оставил коротенький автограф:

«26 августа. Владимир Ульянов, помощник присяжного поверенного. Б. Бронная, д. Иванова, кв. 3».

О чем же говорит этот автограф?

Негласное наблюдение за перемещениями поднадзорных решало три задачи: наблюдавшему полагалось знать, когда именно уехал поднадзорный, куда и зачем. В случае с Лениным шеф самарских жандармов вовсе не знал третьего (зачем), а в первом (когда) и втором (куда) безбожно путался. Поднадзорный Ульянов уехал не семнадцатого. И не в Москву, а через Москву.

Скандальная неосведомленность! Чем объяснить ее? Чем объяснить, что в последующем «голубой легион» тайной службы России, сбившись с ног, более четырех месяцев ищет Ленина впустую, а он тем временем кует рабочее дело в сердце страны - в Питере?

Редким даром конспирации.

«Голубые» бывали, думается, и в читальном зале Ру-мянцевского музея (ныне библиотека имени В. И. Ленина), с неподдельным удовлетворением переписывали в свои поисковые досье ленинский автограф, его московский адрес, не подозревая поначалу, что именно на этот случай, для них, для поисковых досье, и стояли на бумаге и Большая Бронная, и дом повсеместно живущего Иванова. На самом деле Ленин на Большой Бронной не жил.

Вечером того же дня под настольной лампой я рылся в старой периодике в надежде встретить беспрецедентную афишу - объявление одного самарского адвоката, которое должно было помочь мне взять разбег к новому рассказу о поединке двух очень разных школ судебной защиты.

Принесли большую нарядную книгу - «Самарские губернские ведомости». Тонко пахнуло запахом старинного кожаного переплета.

Беспримерная по избытку саморекламы и самодовольства афиша-объявление отыскалась на четвертой полосе губернского официоза.

«Сим имею честь известить общество Самарской губернии, что ввиду скорого открытия в гор. Самаре окружного суда, избрав местом пребывания гор. Самару, принимаю на себя…»

Дальше подробнейше перечисляется, что именно принимал на себя частный поверенный Н. И. Михайлов. Он готов был ходить по чужим делам, гражданским и уголовным, оказывать чисто доверительные услуги, выполнять акции «по обревизованию дел и счетоводств торговых и промышленных контор, по учету действий отдельных лиц, по составлению всякого рода коммерческих и других актов и отчетов».

И