Сидни Шелдон. Сорвать маску-2, или Молчание вдовы - Тилли Бэгшоу

– Какого рода события могут считаться необычными?

– Любые.

– Ладно. – У нее внезапно пересохло во рту. – Лиза бросила Уилла Бадена. Она погибла как раз после их разрыва. Это считается странным совпадением?

– Возможно. Но лучше начать с себя.

Никки открыла глаза и уставилась на детектив.

– Самая странная вещь, случившаяся со мной? – Она помолчала. – Я потеряла мужа. К такому нельзя подготовиться.

Он поднес ее ладонь к губам и осторожно поцеловал.

– Можешь рассказать подробней? Знаю, это больно, но все же попробуй.

В самом дальнем, темном углу бара сидел человек и внимательно наблюдал, как детектив Лу Гудман и доктор Никки Робертс разговаривают у стойки, подавшись друг к другу.

«Сучка получает все, что захочет», – думал он, подмечая, как ловит коп слова собеседницы, как его губы касаются ее пальцев, как сталкиваются их взгляды. Какую бы сопливую чушь она не вываливала этому наивному дураку, он велся на нее как ребенок.

Едва Гудман расплатился за выпивку, человек одним глотком прикончил свое пиво. На улице он наблюдал, как парочка шла по бульвару, держась за руки словно подростки. О, как нелегко ему было держаться в тени, когда хотелось действовать. Он всегда считал себя человеком действия, однако последние несколько недель научили его, что терпение вознаграждается сторицей. Играть с мышкой, зная, что у всякой игры есть конец, было очень, очень занятно.

Детектив Джонсон разглядывал Картера Беркли. Тот проявлял нетерпение – шарил глазами по сторонам, то и дело проверял время на платиновых часах от «Тиффани» и барабанил по столу ухоженными пальцами. Джонсона удивило, что в описании пациента, сделанном Никки Робертс, стояло лишь одно слово: «прилизанный». Что-то в этом определении было! «Прилизанным» в жизни Беркли казалось все – от гладких лужаек фамильного поместья до коллекции «ягуаров» в подземном паркинге. Даже слова, которые выбирал Картер Беркли для разговора, были «прилизанными».

Прошлым вечером, как утверждал Картер, он обнаружил у своей кровати дохлую крысу и увидел в этом предупреждение, похожее на черную метку.

– Это явно в стиле итальянской мафии, понимаете, – объяснял банкир. – Никакой записки, никаких звонков с угрозами. Просто немое предупреждение. И скажу вам, детектив, они добились своего. Я был вне себя от ужаса. Да я и сейчас в ужасе! А тут еще эта серия убийств… Прямо удача, что вы попросили меня дать показания. Невероятная удача и прекрасное совпадение.

Джонсон покивал, оглядывая комнату. Дорогая мебель отполирована до блеска, каждая книга в шкафу и на полках имела обложку, журналы на столе высились идеальной стопкой. Каждая мелочь находилась на своем месте и была, как и все вокруг Картера Беркли, «прилизанной».

Что ж, внешние атрибуты, которыми окружил себя банкир, пребывали в идеальном порядке. Увы, этого нельзя было сказать о его голове. Никки Робертс писала о нем: «Невротик. Расстройство сознания. Убежден, что его преследуют мексиканские преступные авторитеты, причин и доказательств представить не может. Многочисленные нервные срывы. Причина? Детская травма? Провел детство в Мехико. Могло ли там что-то произойти? Ни с кем не сближается, не заводит отношений. Пытается все контролировать».

Ах как не нравилось Джонсону, что его мнение совпадает с мнением Никки Робертс! Пожалуй, он добавил бы в описание: «ищет одобрения и внимания». Быть может, мозгоправ не заметила этого, потому что и сама страдала от подобной мании? История с дохлой крысой переводила Картера из его маленького мирка в центр вселенной, когда все заговоры ведут к нему и он становится главной жертвой.

Ищет одобрения и внимания… Или здесь нечто иное? Что, если этой историей банкир пытался сбить копа с толку? Что, если это хитрая уловка, которая должна отвлечь от чего-то большего?

– У вас же стоит сигнализация? – уточнил Джонсон, хотя ответ был ему известен. Он проходил мимо здоровенных охранников на входе и отметил камеры по периметру особняка и на деревьях.

– Разумеется, – сказал Картер. – В доме много ценного.

– И камеры есть?

– Да, везде, кроме моей спальни.

От Джонсона не ускользнуло, как замялся банкир, отвечая на вопрос.

– Кроме вашей спальни? – повторил детектив. – Почему же?

Картер глупо хихикнул.

– Ну, вы же понимаете, детектив… мои ребята следят за камерами в реальном времени. Зачем им видеть, как я раздеваюсь или иду в туалет? Я ценю свое личное пространство. Да и зачем в спальне камеры, если во всех других комнатах они установлены в избытке. Кто бы ни вошел в дом и ни бродил по нему, он будет замечен.

– Точно, – согласился Джонсон. – Вы ж, поди, все записи просмотрели, когда обнаружили крысу.

– Вот именно.

– И что, никто не входил?

– Из посторонних никто. Не понимаю, как мне подбросили эту гадость!

– И какие у вас версии?

Картер растерянно моргнул.

– Не знаю. Вы же детектив, вот и скажите мне.

– По мне, коль посторонние не входили в дом, крысу подбросил кто-то из ваших людей, – терпеливо разыгрывал роль Джонсон.

Картер помотал головой.

– Это невозможно! Я верю своим людям. У меня идеальная прислуга и охрана. Я сотни раз проверял каждого.

– Может, покажете крысу? – внезапно прервал его Джонсон вставая. – Я передам ее на экспертизу.

– Что? Показать вам крысу? Но… но я не могу…

«Я так и знал. Даже крыса – выдумка».

– Почему же, сэр? – устало спросил Джонсон, думая о том, сколько ему должны платить за то, чтобы он раз за разом выслушивал подобный бред. И как Никки Робертс терпела таких психов?

– Я обнаружил ее поздно вечером, – оправдывался Картер. – Прислуга уже ушла, и до утра мне предстояло спать с этой гадостью. А ведь крысы переносят ужасные заболевания! Поэтому я выбросил ее на помойку.

– Словом, вы уничтожили улику, – подвел итог Джонсон.

– Но мне пришлось!

– А кто-то еще видел эту крысу?

– Нет. Я же говорил, было поздно.

Джонсон хмыкнул.

– Ведите меня к мусорным контейнерам. Быть может, крыса еще там.

Лицо Банкира стало малиновым.

– Мусор увозят рано утром, – пробормотал он, буравя глазами пол.

Дорога в участок заняла почти час – город был парализован пробками. Джонсон возвращался в раздраженном состоянии. Поездка к Картеру лишь подтвердила диагноз мозгоправа, однако это был единственный улов дня. Никаких новых зацепок не появилось: покойную Лизу банкир лично не знал, Трея в приемной едва замечал, а о Брендоне Гролше и вовсе ничего не слышал. Не то чтобы Картера подозревали, но наличие алиби проверили. Алиби оказалось железным.