Не боярское дело - 2 - Сергей Александрович Богдашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
На самом деле не всё в Японии благостно. Это я понял, наспех просмотрев бумаги, когда прибыл в Саппоро.
Дворец Императрицы в Токио пока ещё только в проекте, так что Имперская резиденция у нас в Саппоро, в замке, отжатом у местного феодала. Главы какого-то там Клана, вставшего на сторону сёгуната.
Благодаря нескольким выжившим чиновникам из старых структур микадо в замке есть подобие канцелярии, присутствуют слуги и есть внешняя охрана. Выживших пришлось долго собирать, а потом ещё нужно было хорошенько промыть им мозги, объясняя, что так, как было раньше, уже не будет. После наших бесед их стало ещё меньше — не все оказались в состоянии осмыслить новые веяния, а тем более принять их без возражений. С такими я расставался без сожаления. Не тот возраст у них, чтобы перевоспитывать — разве что только через колено ломать. А зачем? На их место готова прийти молодёжь. Пусть и клановая.
Опасно?
Да.
Жизнь вообще — опасная штука. Но у меня и так внутри Японии вся политика построена на взаимодействии с союзными Кланами и системе противовесов. И тут знания, полученные в Академии, мне в помощь. Когда-то и наша Империя с такого начинала, но вот гляди-ка ты, выплыла, живёт и хорошеет.
И Япония поднимется. Злой и жестокий князь Рюдзин — шикарный стимул для этого.
Условно, отношение японцев ко мне сейчас делится примерно поровну. Одни уважают, другие боятся. Зато никто не сомневается, что медлить и сопли размазывать я никогда не буду. Любое противодействие законной власти сейчас без всяких сюсюканий будет подавлено. Нет у меня времени на эти глупости.
Зато добрейшая Императрица Аюко, пожертвовавшая себя Рюдзину ради спасения страны — стала легендой и пользуется всеобщей любовью.
Когда я первый раз услышал эту романтическую чушь, у меня глаза на лоб полезли.
Я что — Кощей Бессмертный? Этакое сладострастное чудище, которому потребовалась невинная девица для усмирения.
Впрочем, плевать. Опрос показал, что больше восьмидесяти процентов японцев в эту чушь верят. Так что у нас классика, лучше не придумаешь — добрый и злой полицейский. Причём злой полицейский (это я), настолько нехорош, что, разгневавшись, целые города сжигает, вместе с жителями. Если что — это мне Нагасаки теперь так икается.
Японские крестьяне — народ трудолюбивый и религиозный, но не шибко грамотный и слухам верит не меньше, чем официальным правительственным сообщениям. Поэтому сказка о не очень добром Рюдзине прижилась легко.
— Вызовите мне на завтра Главу Клана Мацумаэ, нашего адмирала и моего представителя в Токио, — наметил я ближайшие важные встречи, — А пока принесите письма из моих ящиков и обязательно фельдъегерскую опись на них.
Опись я требую всегда. Не только рядовые японцы, но и все должностные лица должны знать, что письма из «ящиков доверия» находятся под моим личным контролем и никаких шуток и непоняток в этом вопросе я не допущу. Должен сказать — очень неплохой метод управления. Один из многих, но он иногда позволяет узнать изнутри очень интересные вещи.
Зато и ликование простых людей порой перевешивает ту потерю времени, которая у меня уходит на перелопачивание сотен писем, зачастую написанных настолько безграмотно, что мне приходится прибегать к помощи Аю, чтобы их расшифровать.
Но и выхлоп с них громкий бывает. Иногда до трёх десятков чиновников, что японских, что русских, за месяц своих должностей лишаются. Причём, громко. Отдел пропаганды не дремлет. Освещает каждое увольнение, а потом и последующее за ним наказание.
— К вам посетители, Ваше Сиятельство, — чуть ли не скрипя позвонками, доложил начальник канцелярии, сгибаясь в поклоне.
— Много?
— Список у вас на столе, в чёрной папке, — бесстрастно ответил пожилой японец.
— Девять, — озвучил я итоговую цифру, пробежав глазами по списку и причинам визита, — Первыми запустите четвёртого и второго. Остальных в порядке очереди.
Заодно отметил про себя, что я уже неплохо японским владею. Хотя, тут и канцелярии стоит отдать должное. Те же причины визитов описаны самыми простыми словосочетаниями, а вовсе не тем канцелярским языком, который живёт сам по себе в любой стране.
Приём посетителей всё равно проведу с переводчиком. Быструю или сложную речь я пока на слух плохо воспринимаю.
— Каору Такахаси, Ваше Сиятельство. Заместитель начальника императорского Монетного двора, — представил мне переводчик пожилого японца с большими залысинами и скудной седой бородкой.
— Вы что-то хотели мне сообщить? — жестом предложил я японцу присесть к столу для посетителей.
— Скорее узнать — собираетесь ли вы печатать деньги, и если да, то какие? — почтительно, но довольно бесстрастно, поклонился Каору, прежде, чем начал говорить.
— Было бы неплохо в ближайшие год — полтора поменять старые деньги на йены, привязанные к российскому рублю, — высказал я пожелание, которое уже не раз обдумывал, — Насколько я знаю, Монетный двор во время последних событий не пострадал.
— Деньги всем нужны, — дипломатично отозвался японец.
— И как много денег было напечатано по заказам сёгуната? — прищурился я не хуже японца.
— Очень много, — не стал скрывать правду Каору Такахаси, — Точную цифру я назвать пока не могу, но бумаги и краски каждый месяц уходило в два раза больше, чем обычно.
— Очень хорошо! — с воодушевлением потёр я руки и, заметив удивлённые лица собеседника и переводчика, пояснил, — Нам не придётся врать и придумывать причины для денежной реформы. Сёгунат всё сделал за нас.
Чуть подумав, Каору понимающе кивнул и в его взгляде появилось уважение.
— Сколько времени вам потребуется на изготовление новых штампов?
— Если вас устроят предварительно подготовленные образцы и дополнения будут не слишком значительны, то примерно два — два с половиной месяца, — позволил японец себе лёгкую улыбку, доставая образцы оттисков из принесённой с собой папки.
— Я оставлю это у себя. Дня через три их вам вернут, — бегло просмотрел я оттиски, усмехаясь в свою очередь.
Ох, уж эти мне подхалимы… На банкноте в тысячу йен была изображена Аю, точнее, её канонизированный образ, а на двухтысячной — наш дворец в Саппоро.
Естественно, сам я черкаться не планировал, нет у меня на то таланта, но вот Аю — художник от Бога. Пусть немного развлечётся, а то роль парадной фарфоровой куклы её стала заметно тяготить. И я уже забывать начал, как она улыбается.
Вторым посетителем стал бывший начальник тюрем и лагерей.
Спорить можно о многом, но даже самый ярый сторонник справедливого государственного устроения никогда не станет оспаривать, что собственные деньги и