Золотой дом - Салман Рушди

Позвольте сказать вам: я не верю россказням людей, увлекающихся мистикой или сверхъестественным, нисколько не интересуюсь раем, адом, лимбом и прочими местами посмертного пребывания. Я не рассчитываю перевоплотиться ни в навозного жука, ни в Джорджа Клуни или следующего за ним короля красоты. Сколько бы ни увлекались метемпсихозом Джойс, Ницше и Шопенгауэр, лично я повернулся спиной к самой идее переселения душ. “Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни” тайского режиссера Апичатпонга Верасетакула стал в тот год, пожалуй, самым любимым моим фильмом, но я не верил, что дядюшка Бунми – или я – уже побывал прежде в командировке на этой планете. Сюжеты про дьяволово семя тоже не для меня, все эти Дэмиены, Кэрри и младенцы Розмари проходят по разряду дешевого чтива. Ангелы, демоны и дьяволы из голубых лагун – туда же. Вот почему мне так трудно объяснить, что же я видел в ту ночь, вот почему я пытаюсь убедить себя, что это была галлюцинация, вызванная слишком большой дозой амбиена (которая так и не усыпила меня) и лунатическими блужданиями в тумане: что‑то вроде кошмара наяву.

Но фигура кающегося Нерона была чересчур реальна, и что я видел – что я знаю, что я видел, что я думаю, что я знаю, что видел, – пусть мой рациональный ум отбрасывает эту идею: туман, собравшийся вокруг Нерона, словно протоплазма, в образе двух женщин, они стояли перед коленопреклоненным мужчиной, выслушивая его покаяние. Эти призраки не говорили, они даже не приобрели до конца плотную форму, оставались размытыми, нечеткими, но в моей голове прозвучала мысль – так отчетливо, словно кто‑то произнес ее вслух: это матери его сыновей, жена, погибшая в “Тадже”, и несчастная покинутая женщина, которая отдала ему новорожденное дитя и, по свидетельству миссис Голден, скончалась одиноко, безымянно, в одной из тех нор, куда такие несчастные забиваются, чтобы умереть.

“Простите меня. Я убил вас обеих”. Как истолковать этот стон, исторгнутый в свадебную ночь? Как признание вины за свое новое счастье, в то время как за спиной у него несчастные покойницы? Или его поразило открытие: мучительное прошлое имеет над его чувствами бОльшую власть, чем поверхностное, пусть молодое и красивое, настоящее? И где была в тот момент новоиспеченная миссис Голден, как она восприняла вопли мужа, обращенные к призракам в саду? Неблагоприятное начало для брака, подумалось мне. Я отступил в туман, вернулся в постель и, как ни странно, тут же уснул сном праведника.

На следующее утро Василиса объявила новый этап чистки и обновления дома от верхнего этажа до нижнего. Прочь старье! Только все новое. Новые лампы вместо старых! И старик согласился. Но Василиса не ограничилась переустройством интерьера.

– Мы в России, – заговорила она, – не настолько глупы, чтобы отрицать существование бесов.

Я сидел рядом и слушал (в ту пору меня уже часто и гостеприимно приглашали в Золотой дом).

– Извини, Рене, я знаю, ты скептик, но реальность – не вопрос выбора. Ей наплевать на твое мнение. Мир таков, каким был всегда. Зайди в России в православную церковь, и ты увидишь людей, которых насильно приводят родственники, людей, у которых дьявол смотрит из глаз, людей, полных ненависти, безбожников и кощунников, и тех, у кого очень холодное сердце. И тут начинается. Прежде всего батюшка выходит со святой водой и кропит ею, и читает те места из Святого Евангелия про Иисуса, как Он изгонял бесов, и, боже мой, они выходят вон, женщина кричит мужским голосом, и трясется всем телом, и шипит, и грозится священнику, святая вода обжигает их, понимаешь, многие вопят словно животные, мычат коровой, ревут медведем, визжат свиньей. Рвота, обмороки. Ужасно – и хорошо. В этом доме по‑другому. Наверное, здесь не люди одержимы, а сам дом. Ты принес с собой зло из своей старой страны, и теперь оно в стенах, в коврах, в темных углах, и в туалетах тоже. Там поселились призраки, может быть, кого‑то из твоих, а может быть, и что‑то более древнее, всех надо изгнать. А ты если хочешь посмотреть, когда священник придет, я тебя допущу, я знаю, ты творческий молодой человек в поисках материала, но держись тут рядом с Божьей Матерью, и когда начнется, ничего не говори, только слова Иисусовой молитвы: “Господи Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня грешного”. Все равно, что ты не веришь, просто повторяй, слова оберегут тебя.

Икона только что заняла почетное место в просторном “большом зале” на первом этаже Золотого дома, ее лик целовал усиливавшийся ветер, проникая сквозь распахнутые в Сад французские окна, этот ветер нес обещание дождя. Безупречная старинная копия Феодоровской Божьей Матери, оригинал висел в Александровском дворце в маленькой часовне слева от спальни последней царицы из династии Романовых, Александры, она молилась Пресвятой Деве каждый день по многу часов. Меня это удивило. Сыновья Нерона Голдена открыто признавались в отсутствии религиозных чувств, и хотя от старика я никаких высказываний на этот счет не слышал, заведомо предполагал, что он разделяет их чувства и даже что он‑то и был, так сказать, источником их небрежного атеизма. И тем не менее святой образ был свадебным подарком Нерона жене, и теперь, не споря, он стоял рядом с ней перед Богоматерью: сложив руки, склонив голову, он подал знак начинать обряд экзорцизма. Всем трем сыновьям он приказал явиться, они тоже присутствовали на церемонии, с торжественными, как было велено, лицами. А вот и священник Русской православной церкви, борода в палатке, изготовился петь и брызгать на всех нас святой водой, и как раз в эту минуту явился ураган Ирэн: небо потемнело, разверзлись хляби, вспышка молнии ворвалась в комнату. Священник вскричал по‑русски, и Василиса перевела:

Славьте Бога – свершилось!

И тут Нерон Голден тоже громко вскрикнул:

– Закройте двери!

Его сыновья ринулись к французским окнам, и я тоже понял его слова как вполне практичную реакцию на ветер и хлесткий дождь, но Василиса и священник восприняли это по‑своему. Борода затряслась, окружавшая ее палатка заходила ходуном, загремела взволнованная русская речь, и новоиспеченная миссис Голден принялась с торжеством переводить и перетолковывать:

– Закройте дверь от дождя, но нет нужды закрывать ее от бесов, ибо они изгнаны из моего супруга и никогда не возвратятся.

Что бы ни происходило в то утро – а я глубоко сомневаюсь в аутентичности обряда, – должен признать, что с тех пор Нерон не бродил по ночам и не плакал на летней лужайке. Насколько мне известно, женские призраки более не посещали его. Или, если они все же являлись, он научился сдерживать свои чувства, повернулся спиной к этим призракам и не упоминал при жене об их визитах.

Из убежища старика в тот вечер доносилось пение скрипки Гуаданини, исполнявшей – на троечку – насыщенную эмоциями “Чакону” Баха.

В понедельник вечером – с чего и начались беды – Нерон Голден отправился вместе с Василисой в облюбованный ею русский ресторан в районе Утюга, на обед в честь Михаила Горбачева, который наведался в наш город собирать средства для своего благотворительного фонда по борьбе с раком. Супругов усадили за главный стол рядом с эмигрантом-миллиардером, чья жена интересовалась искусством, и эмигрантом-миллиардером, который занялся газетным бизнесом как раз в тот момент, когда газетному бизнесу пришел конец, но, к счастью, у него имелась также бейсбольная команда, и с эмигрантом-миллиардером, который владел большим пакетом акций в Силиконовой долине и при силиконовой жене, а за рядом стоящими столиками разместились миллиардеры помельче, у которых и яхты были не такие большие, и футбольные команды, и кабельные телекомпании не столь успешные, да и жены не так впечатляли. Для Василисы Арсеньевой, девочки из Сибири, само присутствие в такой элитарной компании служило доказательством того, что жизнь наконец‑то удалась, и она непременно хотела сделать селфи с каждой из русских шишек (и с их женами, само собой разумеется) и тут же отправить фотографии своей маме.