Будет так, как я хочу - Ольга Николаева

— Да ладно? — похоже, я смогла пробить брешь в его бесконечном самообладании. На лице Игоря отразилось что-то, похожее на ужас. — Прямо сразу, в руки?

— Ага. Сейчас говорят, что так правильнее. Чтобы мать и ребенок сразу ощутили связь… Лично я боялась, что не смогу его удержать и выроню.

— Не уронила же?

— Нет. Через пять секунд его забрали и понесли мыть и пеленать. Только потом уже выдали кулечек.

— Дай-ка, еще раз посмотрю…

— Игорь, он похорошеет не скоро. Как ни рассматривай. — Сказала я, которая часами могла бы любоваться на своего ребенка. Но он же мой, а другим нечего на него смотреть!

— Ну, мне тоже говорили, что рекламные фотографии врут… — Его слегка отпустило, кажется. И теперь он смотрел на лицо малыша с любопытством.

— Если бы всем показывали реальные фото новорожденных, рождаемость упала бы в десятки раз.

— Максим Игоревич, значит? — вот если бы не моя уверенность в том, что Игорь точно знает, чей ребенок, могла бы подумать, что он ищет свои черты. Безнадежно, конечно. Их с Максом объединяла только фамилия и половая принадлежность.

— Да. Мне кажется, звучит хорошо…

— Отлично звучит. Жаль, правда, что со мной не посоветовалась…

— От тебя будет отчество и фамилия. Этого достаточно, нет?

— Ладно, уговорила. Не хватало еще поссориться из-за такой ерунды. Спасибо, что не Прокл. Я боялся, что из вредности так и назовешь.

— А тебе какая разница? — меня постоянно подмывало напомнить, что Игорь — не настоящий отец. Глупость, конечно. Ведь я хотела нормальную семью для ребенка, а для этого нужны хорошие отношения, а не вот эти мои гадкие подколки. Наверное, хотелось отомстить за все выходки и манипуляции, которыми Игорь со мной никогда не гнушался.

— Мне — никакой. А вот человеку пришлось бы с этим жить. — Посмотрел на меня с осуждением. — Настя, откуда столько иголок? Ты же хотела замужество и хоть какое-то подобие семьи, я не путаю?

— Нет. Не путаешь. — Он снова меня сделал на повороте, легко и не раздумывая.

— Ну, так давай постараемся не портить отношения, которые есть. Я уже не говорю об их улучшении.

— Игорь, прости. Я не совсем адекватна сейчас…

— Да, я помню. Беременной быть удобно, потому что любые заскоки можно списать на гормоны… Что-то я уже слышал от тебя такое…

— Да. И эти гормоны еще долго будут шалить. Это не я придумала. Но в целом, конечно, это меня не оправдывает. Я постараюсь вести быть вменяемой и не нарываться на ссоры.

— Хорошо, Настя, договорились. Я думаю, мы еще обсудим нюансы, когда ты немного придешь в норму. Как себя чувствуешь, кстати?

— Спать хочу постоянно. И я, наверное, пойду, ладно? Все время боюсь, что Максим проснется, будет звать, а меня рядом нет… — Этот страх, что ребенок останется один, не сможет меня дозваться, постоянно преследовал. Боялась даже в туалет отлучиться. А тут — на другой этаж спустилась, да еще сижу и разговариваю…

— Там же есть люди, успокоят, присмотрят… в чем проблема?

— Ты все равно не поймешь. Я побежала, Игорь. Спасибо за цветы и подарок. В палате хорошенько рассмотрю, ладно?

— Беги. — Я уже сделала шаг в сторону. — А поцелуй на прощание? Со счастливым папочкой?

Это было что-то новенькое. Вот очень неожиданная просьба.

— А у тебя все нормально, Игорь? С чего так накатило?

— Сентиментальность. Видимо, здесь флюиды такие, неправильные… Давай, целуй меня и иди!

Слишком настойчиво прозвучало, чтобы отмахнуться.

— Ну, раз тебе так хочется… — Клюнула его в щеку неуклюже и сорвалась с места.

— Когда выписка? — донеслось мне в спину.

— Когда узнаю — напишу.

Что это было — я так и не поняла. Да и думать не очень хотела. Мне хватало других забот.

Первые полгода в жизни Максимки проскочили, как одно мгновение. И в то же время — растянулись на вечность. Если бы не бесконечная помощь мамы, которая всю нерастраченную любовь к малышам теперь изливала на внука, я бы свихнулась. Максим хорошо спал и ел ровно месяц после выписки, а потом началось что-то невозможное. Наш с ним сон длился по часу-полтора, не больше. Каждое пробуждение сопровождалось громким воплем, оповещающим, что ребенок хочет есть. Когда он есть не хотел, вопил, потому что хотел на ручки. Редкий счастливый час случался, когда я могла просто посидеть, а он мирно сопел или играл в кроватке.

Мама смотрела на это, помогала, как могла, но однажды выдала вердикт:

— Это у вас наследственное. Ты точно так же бесконечно вопила в первые месяцы. Только я сходила с ума вместе с тобой, потому что не знала, что делать.

Мне оставалось лишь согласиться. Я и сама была близка к тому, чтобы тронуться умом: помощь близких, которые при любой возможности старались перехватить Максима, покачать, искупать, погулять, не очень-то и спасала. Стоило потерять его из виду хотя бы на десять-пятнадцать минут, и я не находила себе места, как кошка, у которой забрали котенка. Умом понимала, что скоро мама и Дима вернут его с прогулки, а душа была не на месте — не могла успокоиться, переживала, болела…

В таком состоянии мне было бы очень легко забыть про Глеба и нашу с ним не сложившуюся любовь. Мешало одно: живое напоминание, с каждым днем все больше приобретавшее его черты.

Бабушка, которая часто приезжала нас навестить, в один голос с мамой говорила:

— Настенька, малыш — твоя полная копия. И носик, и глазки, и даже пальчики на руках — всё твоё.

А я смотрела на Максима и видела черные, как смоль, волосы, потемневшие к полугоду глаза, серьезно нахмуренные бровки. Даже такой маленький, он умудрялся смотреть суровым взглядом на окружающих, копируя отца. Беззубая улыбка, вселяющая в меня беспричинное ощущение счастья, тоже была от Глеба. Мама с бабушкой не успели запомнить Ольховского, как я, поэтому не замечали этого потрясающего сходства.

Игорь прилагал все усилия для того, чтобы стать мне хотя бы другом, если не мужем. Звонил ежедневно, интересуясь делами, часто приезжал, привозя Максиму кучу дорогих и не совсем нужных подарков: игрушки, от которых ломились ящики, одежда не по размеру, которая была то слишком мала, то чересчур велика для нашего возраста, какие-то сложные приспособления, которые должны были облегчить нам жизнь, но практически никогда не применялись… Он и меня пытался одаривать, но реже и не так упорно.

— Настя, а почему ты не носишь обручальное кольцо? — заметил в один из своих приездов. — И серьги подаренные ни разу на тебе не видел… А они должны тебе очень пойти.

— Игорь, я не ношу вообще никаких украшений. Кольцами можно поцарапать Максу нежную кожу, а цепочки и серьги он дергает, как игрушки. Боюсь, что вместе с ушами оторвет, а цепочкой задушит.