Превратности любви - Хелена О. Банч

А вечером следующего дня Элизабет уже узнала его.

Она не была готова к той теплой волне, которая подхватила ее и понесла, стоило ей увидеть Ника. Он словно материализовался из ее мыслей!

Она лежала, опираясь на гору подушек, бледная, но счастливая оттого, что он рядом. Одно его присутствие заставляло ее почувствовать себя лучше.

– Привет, любовь моя! – сказал Ник, и сердце Элизабет пропустило удар.

Воспоминания мгновенно ожили, унося ее в Венецию – к их первому поцелую. И память сразу, не постепенно, как предполагал врач, вернулась к ней. Лиза так была переполнена чувствами, что у нее по щекам потекли слезы.

– Все будет хорошо, – проговорил Ник, бережно обнимая ее.

Она взглянула на него, пытаясь улыбнуться, потом положила голову ему на плечо. Желание волной прокатилось по его телу.

Он улыбнулся в ответ и, пока она не заснула, молча сидел рядом, держа ее за руку. Им обоим этого было достаточно.

Перед тем как она погрузилась в сон, Ник натянул ей на плечи одеяло, и этот жест почему-то напомнил Лизе нечто далекое, скрытое в глубине веков, трогательное до слез. Как если бы она была женщиной пещерных времен, которая засыпает с уверенностью, что мужчина будет бодрствовать, прикрыв подругу звериной шкурой, чтобы защитить ее от диких животных и злых духов.

Потом он лег на соседнюю кровать и боролся с обуревавшими его желаниями, которые не давали ему уснуть. А еще, в том месте, где она прикоснулась, горело плечо.

С каждым днем Элизабет становилось все лучше. Она уже могла говорить и самостоятельно есть. Но Нику нравилось кормить ее с ложечки, как маленькую, и она не противилась.

Однажды он прилег рядом с ней поверх одеяла, она уткнулась лицом ему в плечо, его мягкие, волнистые волосы касались ее щеки. Руки Элизабет, блуждая по ткани рубашки, нашли друг друга и соединились, заключив его в крепкое объятие. Сплетя пальцы у него на спине, она глубоко вздохнула, устремив взгляд на потолок, расплывчатый и объемный под золотистыми косыми лучами вечернего солнца; свет лился ей в глаза, широкие и бездонные, как озера, до краев заполненные покоем. Ибо мучительная боль ушла, пропала бесследно, и Лиза обмякла телом и душой от блаженства.

– Элизабет, – с неожиданной страстью сказал Ник, – мне очень жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, что только благодаря трагедии мы снова увиделись. Но, клянусь Богом, я счастлив! И клянусь всем, что для меня свято, – мы больше никогда не расстанемся.

Он увидел, как дрогнули ее губы – розовые и влажные, словно бутоны роз, и на мгновение утонул в ее серебристых глазах, которые вбирали энергию, исходящую от его сильного тела. Зрачки Лизы расширились, дыхание прервалось, и он понял, что прежний голод не исчез – потому что и сам ощущал то же самое.

Лето уже испускало дух. На рассвете седое марево ползло с океана на город, окутывая легкой дымкой улицы и дома, и в этом тумане грустными призраками блуждали прохожие. А в душах Ника и Элизабет царила весна, знаменующая собой начало новой жизни.

Влекомые мечтой к тому счастью, которое сулило им будущее, они пытались уловить сладостную квинтэссенцию пролетающих мгновений, чтобы упиться ими, остро чувствуя их недолговечность, ибо каждое мгновение неповторимо.

Последнюю ночь перед отъездом они провели в отеле. С контрактом Элизабет уже все было улажено. Она собрала свои вещи. Ник разобрался с компанией, в которой Лиза арендовала машину. Больше их ничего не удерживало в Нью-Йорке.

Позже они еще успеют поговорить о будущем, а пока их общение не было связано с разговором. Они понимали лишь один язык: шепот, звучащий под одеялом, изумительный шепот полного взаимопонимания.

Они увиделись вновь после разлуки, но сразу же почувствовали себя так, будто никогда не расставались, и их история любви продолжилась, сведя на нет все то, что мешало им быть вместе.

Время текло своим естественным чередом, дни сменялись днями, на смену лету пришла осень – первая их осень в съемной квартире, наполненной дурманящими запахами только что отделанных комнат и только что привезенной мебели. Элизабет видела в этом своего рода символ обновления.

Комнаты не имели определенного назначения: днем их использовали как придется, а вечером собирались друзья, и тогда они могли проболтать за чашкой кофе и сигаретами до самого рассвета, а в воскресенье встать в три часа дня и в приливе желания заняться любовью прямо на кухне или проваляться весь день в постели, слушая любимые группы, читая и предаваясь мечтам.

Для них не было ничего прочного, устоявшегося, окончательного.

Иногда они ужинали в ресторане, притворяясь, будто это их первое свидание. Иногда Лиза часами корпела над плитой, чтобы накормить его чем-нибудь вкусным. Ей нравилось смотреть, как он ест и нахваливает ее.

– Не могу представить тебя в фартуке за будничной домашней работой, – как-то сказал ей Ник.

– Мой образ от этого ничуть не пострадает, – возразила она. – Ты – мужчина, охотник, приносящий добычу. Я – женщина, хранительница очага. Не вижу в таком распределении ролей ничего приземленного. Наоборот, по-моему, очень приятно, устав летать в облаках, погреться немного у домашнего очага. В этом есть своя, особая, поэзия.

Они распахивали друг перед другом последние заслоны, скрывающие их души, как бы говоря: бери, владей, – и с каждым днем невидимая нить любви, которая связала их, становилась все прочнее.

Они заново познавали друг друга, отбрасывая прочь прошлое, забыв о боли, которую оба испытывали еще недавно. Их души и тела соединились, словно всегда составляли единое целое. Страсть, принужденная молчать во время разлуки и после аварии Элизабет, наконец вырвалась на свободу. Они занимались любовью так, словно в этом была сосредоточена вся их жизнь.

Они наслаждались обществом друг друга ежечасно, ежеминутно. Им нравилось все делать вместе или втроем, когда к ним присоединялась Дженнифер, если Анна разрешала Нику забрать ее на целый день.

Ник начал задумываться о женитьбе. Несмотря на свой неудачный опыт, он не боялся повторения пройденного. Счастливый брак возможен, считал он, если нет нужды изображать брак, если супруги просто живут в нем как рыбы в воде. А его жизнь с Элизабет была именно такой.

Тихая осень с безоблачным утренним небом и влажными ночными ветрами плавно перетекала в зиму. Во второй половине дня, как правило, шли дожди, солнце проглядывало лишь к вечеру и казалось более ярким после обманчивых дневных сумерек.

Глоток красного вина перед сном да немножко музыки, напоминающей о Венеции, – наркотики Ника, – стали теперь их общими наркотиками. Капли дождя на оконном стекле переливались всеми цветами радуги под косыми закатными лучами, создавая видеоряд для чарующих аккордов Вивальди.