На зависть всему миру - Мишель Дуглас

— Ты никогда не ставила меня на первое место.

Она побледнела.

— Я этого не хотела. Меня терзало чувство вины, нехватка уверенности в себе… Но я не понимала, что за это придется расплачиваться тебе.

Он скривился. Другими словами, дела шли нехорошо, и она не справлялась. Но что-то в выражении ее лица задевало за струны его души, будило остатки желания верить ей.

Идиот!

Он попытался заглушить свое волнение привычным гневом.

— Ты меня никогда не простишь, да? — спросила Стейси тихо.

— Дело не в прощении. — Его голос звучал холодно, даже для него самого. — Дело в доверии. Я не верю в то, что ты поставишь на первое место меня… и моих детей. Я не верю, что ты будешь обо мне заботиться.

Она прижала обе ладони к груди, на глазах выступили слезы.

— Господи, твой отец и я действительно так поломали твою жизнь…

— Вы очень рано научили меня тому, как устроен мир. И я не забыл этот урок.

— Сынок, пожалуйста…

Слышать от нее это слово было невыносимо.

— Скажи, что ты хотя бы доверяешь Марианне, что не держишь ее на такой же дистанции.

Он резко рассмеялся. Он хотел доверять Марианне, это нельзя было отрицать, но и поддаваться желанию тоже было непозволительно. У него ныла душа, терзаемая всеми желаниями, которые были ему недоступны, всем тем, что хотела от него Марианна, но что он не мог получить. Невозможно! Лучший способ справиться с такими иллюзиями, самое разумное и логичное решение — быстрый, резкий удар прямо в сердце.

Он снова обернулся к Стейси.

— Доверяю ли я ей? Мама, ты научила меня тому, что женщины слабы и ненадежны. Я к этому готов. Когда Марианна перестанет справляться с материнством и ответственностью за ребенка, я буду готов. Я не брошу своего ребенка.

От дверей раздался изумленный вздох, и он обернулся. Там стояла Марианна, бледная и дрожащая, с огромными темными глазами. Без единого слова она развернулась и прошла прочь.

От выражения лица Марианны все мысли покинули Райана. Он рванулся следом, схватил ее за руку. — Мари, постой…

— Не называй меня так! — Она развернулась, глаза горели гневом.

Райан едва не взвыл.

— Позволь мне объяснить…

— Объяснить? Мне не нужны никакие объяснения! Мне уже все ясно, и должна сказать: хорошо наконец узнать, что ты на самом деле думаешь обо мне и о нашей ситуации!

До него дошло, как сильно он ее задел; от этого было больно, как будто он вонзил нож в сердце самому себе. Он отпустил руку девушки и отшатнулся, пытаясь понять, что с ним происходит, пытаясь найти способ все исправить, сделать так, чтобы она больше не смотрела на него как на чудовище.

— А я ведь думала… Но все это время ты ждал, что я брошу нашего ребенка!

Ее истерический смех резал его как нож. Может, Марианна импульсивная, страстная и упрямая, но еще она преданна близким и полна любви. Достаточно посмотреть на ее отношения с братьями. Правда прорастала у него в душе, но он прятался от нее; однако теперь она обрушилась на него, заставила ссутулиться и отступить. Марианна никогда не бросит их ребенка. Никогда.

Какое право он имеет проецировать на нее свои кошмары? Как глупо. Каким он был слепым! Но так он оправдывал перед собой то, как сильно хотел оставаться с ней рядом.

Марианна ткнула пальцем ему в грудь.

— Держись от меня подальше, — прошипела она. Ее глаза были полны непролитых слез. — Я дам тебе знать, когда родится ребенок, но больше ты ни на что не имеешь права.

Она развернулась и ушла. Райан бросился следом, не зная, что сказать, но боясь потерять ее из виду.

Ему загородила дорогу Ребекка с Лулу на руках. Он не мог их оттолкнуть с пути. Он попытался их обойти, но Ребекка остановила его, прижав руку к груди.

— В таком состоянии ты за ней бежать не можешь. Тебе нужен план.

Он дохромал до стула и рухнул на него. План? Ему нужно настоящее чудо!

— Значит, это правда, — раздался голос матери сквозь мрак в его голове. — Ты в нее влюблен.

Он поднял голову и уставился на нее. Влюблен? В Марианну? Да. Его поразила эта мысль.

— Что мне делать? — вырвалось у него.

Мать не отвела взгляд.

— Используй свои сильные стороны.

Райан не понимал, почему она все еще с ним разговаривает, после всех оскорблений.

— Ты всегда логичен. Чего хочет Марианна?

— Страсти, вечной любви… не скучать, — без колебаний сказал он.

— И ты можешь ей это дать?

Райан любил ее — всем сердцем, всей душой, — и, если только она даст ему шанс, он ответит всей страстью и жаром, о которых она всегда мечтала. Он будет стараться всю жизнь.

Он посмотрел в глаза матери.

— Да, я могу ей это дать.

— Тебе придется посвятить ей всего себя. Всю свою жизнь, — предупредила его мать.

Конечно.

— Я говорю о твоем времени, Райан. — Он нахмурился, не понимая. — Ты должен посвятить все усилия Марианне, если хочешь ее завоевать.

И тут его осенило. Контракт с «Конти индастриз»! Если он будет заключен, Райан должен будет приступить к работе через неделю и целый месяц работать с утра до вечера.

Но он не мог отказаться от результатов тяжелой работы, от месяцев подготовки… Этот контракт принесет ему состояние, гарантирует доход на всю жизнь и закрепит его статус одного из лидеров в бизнесе. Контракт с «Конти индастриз» раз и навсегда докажет, что бабушка не зря в него верила! Он не может уйти просто так…

«А придется, дружок. После того, что ты наговорил, Марианна заслуживает выполнения всех ее желаний в доказательство твоей искренности».

Райан вскочил, меряя шагами комнату, а потом снова рухнул на стул. Если она его не простит, то он потеряет и ее, и контракт. Разве это не глупо?

Его охватил мрак, поглощая все вокруг. Но мгновение спустя луч света пронзил темноту, и он поднял голову. Что будет, если он заслужит прощение Марианны? Если она согласится выйти за него замуж, создать с ним семью… любить его? Теперь его охватила жажда, которая была сильнее всего, что он испытывал в жизни. Разве любовь Марианны не стоит любого риска?

Понимание этого пугало его до смерти, но он отказывался отступать. Успех, большой или маленький, не будет иметь смысла, если он не сможет разделить его с Марианной и ребенком.

Райан поднял голову.

— Ради Марианны я найду время.

Повернув к «Виньетто-Каланетти», Райан готов был поклясться, что ряды винограда стали гуще и зеленее, хотя его не было всего три недели.