Тайна медальона - Екатерина Азарова

— Что происходит?!

Голос слушался, не дрожал, не сипел, и это радовало. Меня бесило, что Хан отводит взгляд, но я заставляла себя оставаться спокойной.

— Твои предположения? — помолчав, уточнил он.

— Крысы-переростки? — с надеждой уточнила я, в глубине души понимая, что ответ будет других.

— Нэдзуми.[43]

— Очередная пакость из местной нечисти? — Хан медленно кивнул. — Дай-ка догадаюсь. Все дело в медальоне?

— Да.

Я помнила, что вроде как обещала Кэтсу носить его на шее еще около недели, но риск намного превысил предполагаемую выгоду…

— Я сниму его. Обязательно. Даю слово, — сказал Хан.

Обещание было дано. Я знала, что японцы не разбрасываются ими, но почему-то меня это не успокаивало. Но все равно верила Хану. Даже больше, чем Кэтсу. Раз он сказал, что снимет, значит, сделает это, несмотря на все слова вредного духа. Вздохнув, я отвела взгляд, и меня как молнией ударило!

— Мужчина, который был со мной! Акио! Акио-сан… Что с ним?!

— В порядке.

А вот сейчас мне показалось, что Хан врет. Последнее, что я запомнила, перед тем как отключилась, — зрелище падающего Акио, на которого накинулось несколько тварей. Сердце сжало тисками ужаса. Я вновь переживала случившееся, осознала, что именно я виновница того, что Акио пострадал.

— Что с ним?

Я чувствовала приближение новой истерики и неожиданно поняла: до сих пор не спросила, что это такое было, удовлетворившись кивком в ответ на мои предположения. Хан молчал, и это нервировало.

— Пожалуйста, ответь. Что произошло в парке? — Я сама не узнавала собственный голос. Он был тихим, дрожащим, умоляющим. Чтобы немного сгладить ощущение от подобного, затараторила: — Пойми, я шла навстречу тебе. Вдруг начали гаснуть фонари, я оказалась во тьме, затем нападение… Акио был единственный, кто пришел мне на помощь. — Я вскинула голову, встретив взгляд Хана. — Я видела, как он упал. Если бы не он, я бы не ограничилась царапинами на руках.

— Я не назвал бы их царапинами, — заметил Хан.

Мне стало стыдно. Снова. Боже, это чувство просто преследует меня в Японии… Я вдруг отчетливо осознала, что Акио упал под натиском тварей, сама была на волосок от гибели или как минимум более серьезных повреждений, чем просто царапины на руках, а раз я в машине и относительно в порядке, то Хан… справился в одиночку? Затем перевязал меня и увез? Как он справился со стаей? Как такое вообще возможно?!

Взгляд впился в мужчину, отыскивая на его теле следы борьбы, но не смог их обнаружить. И тем не менее…

— Ответь мне, прошу, — тихо повторила я.

— С твоим другом все в порядке. — Хан понял вопрос по-своему.

— Ты и ему помог?

Почему я спросила именно это?

— Он… отказался от помощи. Его учитель позаботится о нем, — тщательно подбирая слова, сообщил мужчина.

— Надо было отвезти его в больницу, — возразила я.

— Ты много знаешь о моей стране, но понимаешь далеко не все, — спокойно, словно разговаривая с неразумным ребенком, пояснил Хан. — Впрочем, это простительно для иностранки… И не надо снова мне перечить. Я сказал то, что сказал, — так же невозмутимо добавил он.

— Прости.

— Мой долг — заботиться о тебе, — как ни в чем не бывало продолжил мужчина. — У него другой путь долга.

— Стоп, — нахмурилась я, вспоминая что-то далекое и почти забытое и поражаясь, почему мысль об этом пришла в голову только сейчас. — Получается, ты уже в третий раз спасаешь мне жизнь, потому что вбил это себе в голову? И теперь ждешь от меня соразмерного ответа? Типа… старший дает младшему все? И я теперь перед тобой в долгу, причем в неоплатном?

— Преданность, основанная на долге, — первейшая из добродетелей. Но ты иностранка, и на тебя данный факт не распространяется, — заметил Хан.

— Ты укоряешь меня этим или даешь понять, что я не способна принять ваши правила и законы? — прищурилась я.

— Даже сейчас ты не слышишь и споришь со мной, судишь традициями своей страны, — с грустью добавил Хан.

— И тебе не нравится, что я не японка? — поинтересовалась я и усмехнулась. — Итак, насколько я поняла, ты считаешь меня маленькой и глупой и взял на себя обязательства по защите. Но я не просила тебя об этом!

— Ты просила, — напомнил Хан. — Твой друг нет.

Я промолчала, понимая, что своими высказываниями дала мужчине повод расставить все точки в нужных местах. Акио никогда бы не попросит Хана о помощи после произошедшего в Камакуре. Тогда в голове возникла еще одна догадка, и я невольно нахмурилась. До сих пор я не обращала внимание на некоторые оговорки. Ни Хан, ни Акио ни разу не поинтересовались именами друг друга, хотя оба претендовали на мое «внимание». Японцы малоэмоциональны, но понятие «ревность» знакомо каждому человеку, вне зависимости от происхождения, расы или национальности. Опять же… случай в Камакуре. И сегодня Акио просто выяснял, насколько у меня с Ханом все серьезно… Они не спрашивали имена! Потому что знают друг друга! Но эту догадку я оставлю при себе…

— Ты гарантируешь, что с Акио все в порядке? — еще раз уточнила я, и Хан кивнул.

— Но отныне тебе придется смириться, что я постоянно буду рядом, — спокойно добавил он.

— Я умею быть благодарной, — усмехнулась я.

Приподнятая бровь была мне ответом. Это ясно сказало, что Хан думает о моих словах. Я в ответ улыбнулась и, когда Хан рукой показал на машину, послушно вернулась в нее. Всю дорогу до рёкана мы молчали. Нет, в голове крутилось множество мыслей и вопросов, но я не знала, как лучше их сформулировать, чтобы получить ответы. Поэтому я решила набраться терпения. Хотелось как можно скорее остаться в одиночестве и хорошо все обдумать.

* * *

Желания — одно, реальность — совсем другое. В рёкане Тошиюки устроил мне допрос и напоил чаем. Я снова извинялась, чувствовала себя последней дурой и пыталась избавиться от чувства вины. Когда же Тоши ушел, только собралась выдохнуть, как в номер вошел Хан.

Скупой жест рукой, предлагающий мне присесть на татами рядом со столиком. Я молча выполнила указание. Удивленно приподняла брови, когда мужчина поставил на столик блюдо с печеньем двух цветов, и нахмурилась, когда Хан разложил на столике пакет с медикаментами и бинтами, но послушно протянула руки вперед. Уверенный резкий взмах узким ножом. Не успела я запротестовать, как сначала одна, а затем и вторая повязка покинули руки. Хан взял пропитанные антисептиком салфетки, осторожно коснулся кожи, промокнул ранки.

Я наблюдала за его действиями словно завороженная и удивлялась самой себе. По идее, я должна была рыдать, вспоминать случившееся и всячески истерить, но произошедшее казалось таким далеким, словно было много лет назад. А вот аккуратные прикосновения, как я ни старалась воспринимать это иначе, не оставляли равнодушными. В какой-то момент я поморщилась от боли и только тогда обратила внимание на полосы, что щедро украшали кожу. Когда Хан наклонился и подул на них, затаила дыхание, а сердце забилось сильнее.