Шарлатан: чудо для проклятого короля - Дмитрий Тростников

– Великая сила! – тихо ужаснулся Узи.

Вахлак заметил пульсирующие трепыхания в кармане безумца. Два когтя топорщились из дырки, судорожно вздрагивая. Рука вурдалака, сбежавшая из хранилища, пробралась в карман чужой мантии, и затаилась внутри.

– Не пугай их. Нам паника ни к чему, – Люгер остановил помощника. – Пусть идет. Дальше решим, что делать.

– А вдруг в горло вцепится? – беспокоился Узи.

– Вряд ли. Она от света прячется. Сдохнуть боится. Удивительно стойкий инстинкт самосохранения!

Будто услышав шарлатана, рука притихла в кармане несчастного сумасшедшего, с каждым его шагом удаляясь от места своего столетнего заточения.

Белый город, показавшийся на холме, сиял и манил, как само спасение. Штрафники разгромленной армии, отступавшие по дороге, начали по одному поднимать головы, не веря своим глазам. Три десятка израненных, изнывающих от жажды, обессиленных злодеев – это все, что осталось от трех сотен воров, убийц и насильников, брошенных прикрывать отход армии на Амаронском перешейке. Горстка каторжников, променявших кандалы на алебарды, и польстившихся на шанс обрести свободу, если повезет остаться в живых.

Больше суток их отряд отбивал яростные атаки извергов, защищая единственную не перерезанную дорогу вглубь страны. Толпы беженцев, спасаясь от нашествия извергов, устремились по ней бесконечным потоком, с детьми и скудными пожитками. Только когда поток беженцев иссяк, уцелевшим штрафникам был дан приказ отступить. Но время ушло еще на то, чтобы разомкнуть цепи: самые отпетые злодеи были на всякий случай прикованы к скалам. Последними они уходили по дороге, назвать которую «дорогой жизни» мог только человек с извращенной фантазией: все колодцы вдоль нее были отравлены.

Недобитые штрафники не надеялись спастись, а просто брели, волоча оружие, каждую секунду ожидая услышать вой настигающих извергов, втянув головы в плечи, добивая свои и без того погубленные души грехом отчаяния и богохульства. Позади, изрубленные клинками извергов, остались лежать каждые девять из десяти бывших злодеев – те, кому не повезло.

– Ну что, босота!? Кто из вас не верил своему капитану?! – указал на город их командир с окровавленной повязкой на голове вместо шляпы. – Я обещал, что дойдем – и дошли!.. – зубы его блеснули на миг белым цветом. Но корка из заскорузлой пыли и крови так стягивала худое лицо офицера, что вместо улыбки вышел оскал. А радостный выкрик отозвался болью в контуженной от удара голове.

Обычно Прапор называли «белым городом». Но сейчас, в лучах закатного солнца, дома и крепостная стена отсвечивали розовыми, или алыми цветами. Словно дурное предзнаменование легло кровавой печатью на город, к которому устремились потоки беженцев со всей страны, раздираемой войной.

Дорога, еще днем запруженная крестьянскими телегами, матерями с детьми, тыловыми обозами, скотом, и дезертирами, изображающими несчастных оборванцев, тревожно опустела. Ее старинная каменная кладка сильно пострадала. Булыжники, вывороченные на сторону деревянными колесами телег, могли сыграть злую шутку с тонкими ногами коня, которого нещадно нахлестывал разведчик, возвращающийся из города. Капитан переглотнул ссохшимся горлом, глядя, как расшатанные булыжники, предательски выскакивают из-под копыт, угрожая падением и сломанной шеей прервать адские муки безгрешного животного.

– Быстрее! – хрипло выдохнул разведчик, соскочив с шатающегося коня. – Городские ворота закрывают! По темноте они никого не впустят. Бросят нас за стенами на убой…

Капитан ухватился за седло коня, и побежал к городу, тяжело бряцая остатками доспехов. Разведчик уцепился за стремя рукой, на которой саднил кровью багровый след от недавних кандалов. Он бежал рядом и докладывал, что увидел:

– Вавилон настоящий… В городе армия короля и армия серых. Беженцев тысячи. Людей раз в десять больше, чем можно втиснуть внутрь стен. На улицах ступить негде. Все в страхе. Хлеб продают уже за золото…

Штрафники, ковыляющие из последних сил, отстали, растянувшись по дороге. Раненые хромали, выкрикивая злобные проклятия.

Огромные створки кованых городских ворот начали медленно съезжаться.

– Стойте! – зарычал капитан, и ринулся вперед. – Падлы, я ж вас на куски порежу! Стоять, тыловые крысы.

Те из штрафников, кто не выдержал гонки, остановились и начали бросать камни. Дорожные булыжники колотили в железо ворот с диким грохотом, но не могли причинить вреда стражникам, крутившим запорный механизм.

На бегу капитан пнул ногой булыжник, тот отлетел в паз, по которому двигалась половина двери, и ее заклинило. Между створками ворот остался проем, достаточный, чтобы протиснуться взрослому мужчине. В этот проем и ринулся капитан, выхватив из ножен короткий, прямой клинок, эфес которого был перепачкан запекшейся кровью.

– Враждебное проникновение! – заревел старшина стражей ворот. – По закону военного времени – расстрел на месте!

Из караулки, к заклинившим воротам уже мчались стражники, расчехляя пики на ходу.

– Гады! Сволочь окопавшаяся! – хрипел капитан, прижатый спиной к воротам. Клинок, которым офицер яростно отмахивался от пик, упиравшихся остриями ему в грудь, шею и лицо, был не подходящим оружием против стражей ворот.

На беду уцелевших штрафников, после каменной глыбы, которую выстрелом из катапульты едва не обрушил на короля лазутчик извергов, охрана ворот больше не брала взятки. Стражники выслуживались, чтобы не отправиться на казнь следом за бывшим начальником, которого объявили предателем, и поджарили на площади научной солнечной машиной.

Даже мэр города лично проверял бдительность караулов каждые полчаса. Он как раз подъезжал к воротам, и дал знак сопровождавшим лучникам. Четверо стрелков тут же выстроились в боевую стойку. Встав на одно колено, и уперев нижний конец лука в землю, они достали стрелы.

Заварушка у ворот давала мэру хороший повод устроить демонстрацию бдительности.

– Трусам, дезертировавшим с поля боя, прохода в мой город нет! – провозгласил мэр. – Приказ короля – ни шагу назад. Если бы наш милостивый король с первого дня вторжения извергов приказал вешать предателей и драпачей, враги никогда бы не прорвались за перешеек. Настало время действовать жестко! Мэрам разрешено вешать трусов…

Градоначальник кивнул головой в сторону городской стены, с которой свисали два жутких трупа в военной форме. На плечах казненных густо расселись вороны, уже начавшие свой гадкий пир. Земля под самопальной виселицей была загажена толстым слоем птичьего помета. Вешали здесь часто, и стервятники пировали досыта.

– Гниды тыловые! – голос контуженного капитана зазвенел от несправедливости. – Гладкие все, в доспехах золоченых. Пацанов вешаете, у которых сил не осталось стоять по колено в крови, и чужих кишках. Я под смертью ходил! Не тебе, толстожопый, на испуг меня брать!..

– Товьсь! – отреагировал старшина ворот, который действительно был грузноват не сообразно тревожному времени. Лучники резко оттянули тетиву. Наконечники стрел подрагивали, наложенные на большие пальцы их рук. Острия метили капитану в глаза и грудь.