Зеркальный лабиринт - Софья Ролдугина

– Она умирает, – сказала Ксюша, а затем, подавшись вперед, в порыве, схватила мою руку и тороплива заговорила. – Ты сначала выслушай, хорошо? Я слишком долго тебя искала, чтобы вот так просто… Мне надо, чтобы ты подумал и поверил! Лена умирает, и никто не знает от чего. Я всё перепробовала, в Москву ее возила, много денег потратила, очень много, но у тебя ни копейки не просила. Алиментов хватает, не жалуюсь… но… лучшие врачи ее смотрели. Никто не смог поставить диагноз. Пожимают плечами, понимаешь? Потом мне тут посоветовали заглянуть к одной… гадалке что ли? Вроде ведьмы. Она на воске посмотрела и сразу определила, что это другая ведьма забавляется. Решила Лену на тот свет отправить, а потом и меня. Знаешь, что за ведьма? Леся твоя, вот кто. Я еще тогда подумала, что не может так быть, чтобы мужик просто взял и ушел из семьи, отрезал все ниточки, перестал общаться. А тут сразу всё на свои места встало.

Что-то в голосе Ксюши меня пугало. Это ее выскользнувшее безумие.

– Чепуха какая-то… Допустим, ведьма. Только допустим. Зачем ей вас убивать? Что это даст?

Ксюша крепче сжала руку, словно боялась, что я растворюсь сейчас в воздухе.

– Ты дослушай. Ты бы вернулся, если бы не приворот. Леся тебя приворожила, отрезала от нас. Не дает видеться, вычеркнула дочь из твоей жизни. Потому что боится, что как только ты начнешь с нами общаться – сразу приворот спадет. Вот она и… Заставила тебя переехать в другой город, наложила морок…

Я вздохнул. Посмотрел в ее бегающие глаза, полные отчаянного безумия. Вспомнил, как обожал смотреть на Ксюшу, когда она спит. Говорят, это лучшее проявление любви. На Лесю я почему-то так не смотрел…

– Ну, хочешь, к вам приеду? Давай, а? Тебе не на кого опереться. Больная дочь, все дела. К гадалкам, ведьмам всяким как раз и ходят, когда больше не к кому. Правильно, что меня нашла. Я что-то тоже, как свинья, забыл обо всем на свете… Приеду, поговорю с Леной. Хочешь?

Ксюша покачала головой:

– Она тебя уже и не помнит почти. Ты когда последний раз появлялся?

Пять лет назад, сразу после развода. А потом собрал вещи и рванул к другой, ни о чем больше не вспоминая. Лене тогда было чуть больше двух.

Ксюша вздохнула, отпустила мою руку:

– Леся меня не подпускает. Я ей звонила, искала её. Адреса вашего не знаю… Попроси ее чтобы отпустила нас. Поразвлекалась и хватит. Столько лет прошло. Я на тебя не претендую, понятно же. Пусть даст пожить.

Ксюша внезапно расплакалась, и мне показалось, что нет ничего милее сейчас, чем ее лицо в слезах. Захотелось обнять, прижать, почувствовать ее голову у себя на груди, провести рукой по волосам…

– Леся никогда…

– А ты проверь, – перебила Ксюша. – Возьми фотографию. Мне сказали, что она поможет. Вспомнишь нас, отвлечешься от приворота. Мне не нужно, чтобы ты возвращался. Надо – чтобы поверил, понимаешь?

Мне не хотелось верить. Обида проигравшего – так звучала её история.

Я взял фотографию, засунул во внутренний карман куртки.

– Ты ради этого ехала? Ради истории про ведьму?

– Если это поможет спасти дочь – то да.

Домой я добрался через час. Леси не было. Ее субботний день обычно расписан по минутам – встреча с подругами, кружок вязания, кружок лепки, заехать к родителям, пройтись по магазинам и только потом домой. Леся вела активную жизнь. Несколько раз в год она улетала в командировку в Европу по работе, откуда сбрасывала море фотографий – туристические походы, леса, горы, какие-то костры на пляже, концерты…

По дороге я несколько раз доставал фотографию, которую дала Ксюша, разглядывал. Незаметно, как прохлада летним вечером, пришли воспоминания, давно забытые эпизоды из жизни, наполненные теплотой и любовью.

Я забирал Ксюшу и Лену из роддома. Собственной машины не было, пришлось просить друга, который приволок с собой баллон с газом и упаковку шариков – сто штук. Мы торопливо накачивали шары до выписки, а когда Ксюша появилась на пороге, разом запустили их в небо. Я подбежал к жене, взял на руки крохотную дочь, и мы втроем смотрели, как разноцветные шары уплывают вдаль над крышами домов.

Еще я вспомнил, какие замечательные кексы делала Ксюша. С глазурью и кремом.

Как мы обнимались ночами, какая у нее гладкая, бархатная кожа. И любовью мы занимались нежно, неторопливо – в отличие от Леси, которая была неудержимой в постели, готовой на самые буйные эксперименты.

Я зашел в пустую квартиру, разулся и бесцельно бродил по комнатам. Выдвигал полки шкафов и тумбочек, перебирал белье, разглядывал содержимое ящиков на антресолях и на балконе, добрался до кухни, где тоже все внимательно осмотрел. Я не знал, что ищу и зачем. Мне вдруг захотелось найти какое-нибудь доказательство Ксюшиных слов. Восковые свечи, остроконечную шляпу, гадальные карты – что еще может принадлежать ведьмам? – волосы жертв, например. Именно сейчас показалось, что в этом есть смысл.

Леся застала меня в тот момент, когда я разбирал тумбочку под телевизором.

– Что-то потерял?

Я поймал ее мимолетный взгляд на лежащую на полу фотографию.

Улыбка.

– Зай, что происходит?

Почему-то показалось, что она сразу всё поняла. То есть, ей не надо было объяснять причину моего странного поведения. Она и правда была ведьмой. Только раньше я об этом не догадывался, а тут вдруг всё произошло само собой.

– Ты правда это сделала? – спросил я, продолжая сидеть на ковре у телевизора. – Приворожила, да? Заставила полюбить. Я только сейчас вспомнил про эти твои открытки, которые приходили раз в неделю. И еще ты меня сфотографировала… Что еще сделала? Как там у ведьм принято? Подсыпала что-нибудь в чай. Зелье приворотное или еще какую штуку?

Она продолжала улыбаться, застыв на пороге: руки убраны в карман плаща – ее худой фигурке очень шел этот плащ – на запястье болтается сумочка, облокотилась плечом о дверной косяк. Волосы распущены, лежат на плечах, закрывают тенью лицо.

Я взял фотографию:

– Смотри! Это моя дочь. Её Леной зовут. Я при тебе хоть раз о ней вспоминал? Не припомню. И знаешь, что? Она болеет! У нее какое-то… колдовство, что ли? Смертельная болезнь, о которой никто ничего не знает. Ксюша говорит, будто ты ее прокляла.

– Прокляла. Ага. Смешное слово.

– Это правда?

Мне вдруг нестерпимо захотелось стереть с ее лица улыбку. Как будто в улыбке было дело. Впервые за годы нашей совместной жизни я почувствовал нахлынувшую ненависть и отвращение к этой женщине.

– Как ты это делаешь? – спросил я. – Расскажи! Почему я живу с тобой?

– Может, потому что мы любим друг друга?

– А я смотрю сейчас на фотографию и понимаю, что любил их. Их, понимаешь? Ты – это мимолетный роман в Сочи, но не любовь всей жизни. Как у тебя получилось?