Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл

Внезапно он отстранился. Она посмотрела в его затуманившие глаза, и ей показалось, что он выглядит не менее ошеломленным.

Дункан и в самом деле был ошеломлен и растерян. Никогда еще поцелуй не доставлял ему такого наслаждения.

— Хо! — заревел Эль Галло, и его глазки подозрительно сощурились. — Ты же сказал, что у нее оспа!

Голос Дункана дрожал и срывался.

— Я… ревнивый человек. Разве ты не сказал бы это же на моем месте?

Экипаж замер, ожидая ответа капитана. Тишина затянулась неприлично долго. Затем уголки губ Эль Галло дрогнули, и он рассмеялся. Он хлопнул себя по бедру.

— А ведь и в самом деле!

Смех помог Лине прийти в себя. Дункан небрежно обнял ее за плечи. Но когда его рука опустилась к ее груди, между ними, возникла немая борьба.

— Эй, француз! — выкрикнул чернобородый верзила с наглыми глазами, стоявший рядом с Эль Галло. — В моей стране считается верхом вежливости позволить другим разделить с ним его удачу. — Он завозился с пряжкой своего пояса. — Я не стану возражать против кусочка такого сокровища. — Он смело шагнул вперед.

Дункан почувствовал, как Лине напряглась под его рукой.

Но Эль Галло заставил пирата замереть на месте, хлопнув его по брюху плоской стороной лезвия своего кинжала:

— В твоей стране, Диего, верхом вежливости считается уважать чужую собственность, — и махнул рукой, делая мужчин знак удалиться.

Дункан едва удержал готовую сорваться с губ насмешку. С каких это пор пират уважает чужую собственность? Тем не менее, он поблагодарил Эль Галло коротким поклоном. Капитан не был глупцом. Он может быть жадным, хитрым, но он никак не может быть глупым. Пока он не наложит лапы на золото Филиппа, он будет потакать всем желаниям Дункана.

— Девушка, — скомандовал Дункан, — принеси мне поднос. — Он с энтузиазмом шлепнул ее пониже спины.

Он должен был предугадать ее реакцию, но не мог предположить такой скорости, с которой она развернулась и врезала ему кулаком в живот. У него перехватило дыхание. Он закашлялся, лицо его стало смертельно бледным. Но признавать, как сильно она ударила его, он не собирался.

— Ай, Madre de Dios! — вскричал какой-то мужчина. — В ней есть огонь!

— Огонь следует гасить! — Дункан постарался смехом скрыть свою боль. В глазах у него стояли слезы. Он крепко ухватился за плечо Лине.

— Пойдем перекусим, мой друг, — окликнул его Эль Галло из-за главной мачты. Рот его был полон сыра. — Чтобы управиться с этой кошечкой, тебе понадобится вся твоя сила, не так ли?

Дункан слабо кивнул головой. Последнее, что нужно было его желудку, так это обед. Тем не менее он твердой рукой направил Лине к столу с угощением.

Но та не собиралась сдаваться так легко. Она была Лине де Монфор. А де Монфоры не подчинялись ничьим приказам, кроме королевских. Она оттолкнула своего похитителя, намереваясь стоять на своем, каким бы угрозам ни подверг ее этот нахал.

Но запах чего-то сладкого, неопровержимо знакомого, заставил ее изменить свое решение. Апельсин. Чернобородый пират впился зубами в апельсин. А рядом стояла целая корзина!

У нее потекли слюнки. Она вдруг поняла, что ничего не ела с самого утра. Внезапно она почувствовала, что умирает с голоду, поэтому позволила цыгану повести себя к столу, потом наклонилась, чтобы взять один плод из корзины. Но, прежде чем она успела это сделать, цыган резко отдернул ее назад, заставляя остановиться.

И тут он шепотом произнес слова, предназначавшиеся только для ее ушей:

— Когда-нибудь ты заплатишь мне за этот удар, девушка. А пока делай так, как я тебе говорю.

Она рванулась, стараясь высвободиться из его объятий.

— Если, разумеется, — добавил он, — ты не хочешь стать их последним блюдом на ужин.

Его слова стали для нее ушатом холодной воды. Она обвела взглядом лица вокруг себя — лица хищников — беззубые ухмылки, прожорливые глазки, блестящие от пота лбы, лоснящегося от грязи подбородки. Она вздрогнула и прижалась к своем похитителю. По крайней мере, подумала она, поглядев на руку, которая по-прежнему лежала у нее на плече, под ногтями у цыгана не было грязи.

Для вида цыган улыбнулся пиратам, но голос его звучал сухо и повелительно, когда он шептал ей на ухо:

— Ты будешь прислуживать мне — принесешь мне хлеб, сыр, апельсины, кружку эля. Ты все это принесешь мне до того, как сама сядешь ужинать. Как только моя кружка опустеет, ты тут же наполнишь ее снова. Ты поняла?

«Интересно, что он о себе воображает?» — подумала Лине, возмущенная и взбешенная тем, что он повелевает ею, как лорд повелевает своим слугой. Она дрожала от едва сдерживаемого бешенства, но знала, что сейчас у нее нет выбора. Если она не хочет стать развлечением для всего экипажа, то должна повиноваться ему.

— Слушаюсь, милорд, — ядовито пробормотала она сквозь зубы. Нахмурившись, она собрала его ужин, взяв в одну рук кусок хлеба, поверх которого примостила апельсин, и сыр с кружкой эля — в другую. Когда Лине поставила еду перед цыганом, он даже не соизволил кивнуть ей в знак благодарности. Он вел себя так, словно привык к тому, что ему всю жизнь прислуживают. Ей дико захотелось вылить эль ему на голову.

Но, сдержавшись, она жадно впилась зубами в кусок черствого хлеба, она проглотила его вместе с куском сыра так, словно ела последний раз в жизни. Оказывается, она была очень голодна. Апельсин Лине только надкусила. Крепкий эль ударил ей в голову, вызвав приятное головокружение, притупив унижение от того, что ее использовали в качестве служанки.

Когда она встала, чтобы наполнить свою кружку в четвертый раз, цыган остановил ее.

— Постой, девушка! — громко сказал он. — Я не хочу, чтобы ты напилась. У меня есть для тебя кое-что другое. Пища только раздразнила мой аппетит.

Прежде чем она успела возразить, он поднялся на ноги и одной рукой развернул ее и привлек к груди. Затем он схватил ее за волосы и запрокинул ее голову, а другой рукой прижал к себе ее бедра. Он приблизил к ней свое лицо и поцеловал ее.

Поцелуй получился оглушительным и головокружительным. Лине потеряла представление о времени и пространстве. У нее перехватило дыхание. И, естественно, из-за выпитого эля она не спешила оказывать ему сопротивление. «Это все эль», — убеждала она себя, поскольку ослабела до такой степени, что не нашла в себе сил вырваться из его объятий.

Дункан чувствовал себя так, словно его поразила молния. Он ожидал борьбы и напрягся, чтобы преодолеть сопротивление девушки, напряг мышцы пресса, чтобы выдержать ее неизбежные удары. Но под его губами ее рот приоткрылся, как нежный бутон. Она прильнула к его груди, как котенок в поисках ласки. В нем вспыхнуло желание, и в ее объятиях он встретил приглашение, приглашение и опасность. Господи помилуй — у него было такое чувство, словно он вспрыгнул на дикую необъезженную лошадь. Ему оставалось только надеяться, что он сможет обуздать ее, когда они останутся наедине.