Дневник измены - Елена Колина

О своей семье Полина говорила скупо, очевидно, ей слишком больно: когда мы познакомились, пробормотала, что родители погибли, когда она уже жила в Америке, и заплакала. Потом, позже, рассказывала, что семья была любящая, дружная, родители обожали ее, и она сильно любила мать и отца, с такой нежностью говорила «мама, папа», как может только горячо любимый ребенок… Где же она была, Полинина мать, пока дочка получала сведения о жизни от дворовой подружки? От лени или по недомыслию отдала такие важные для девочки вещи на откуп дурной соседской девчонке?.. Ну, в любом случае глупо предъявлять родителям претензии, каждый действует по своему разумению. Я, например, когда придет время, сам расскажу все Юльке, чтобы уберечь ее от глупых мыслей и комплексов. Полину к ней не допущу.

Ссора и драка возбудила меня, и я примирительно подул на красный след от моего щипка у Полининой ключицы, быстро провел рукой по нежному Полининому животу, засунул внутрь ее руку, пошевелил пальцами.

– Мне пора спать, – сжимаясь и выталкивая из себя мою руку, холодно сказала Полина, – я, между прочим, в отличие от тебя, много работаю, как в Америке, так и здесь…

– Может быть, ты хочешь рассказать мне, как тебе тяжело досталась Америка? – мгновенно разозлился я. – Это верно, ох как тяжело, бедная ты моя… Тяжело спать с питекантропом на сорок лет тебя старше…

– Не на сорок, а на тридцать пять, – по-детски поправила Полина, можно было бы и растрогаться, но я уже не мог остановиться.

– Ты же не позволяла себе отказывать старому говнюку, да, Полина? Выпивала перед сном стакан вина – у тебя всегда была в ванной бутылка за шкафом. Так ты сейчас выпей, если не можешь спать со своим мужем…

До брака Полина угостила меня слюнявой историей о том, как бедная девочка покорила Америку своим трудолюбием, не ела, не спала, только работала и училась, училась и работала. А в порыве послебрачной откровенности рассказала, как профессор, муж той американской дурочки, которая ее пригласила, ушел от своей старой верной жены Лиз и жил с ней, с маленькой невинной девочкой Полиной. В Америке любят помогать бедным и талантливым, вот профессор и помог Полине…

Брр, гадость!.. Каждый вечер Полину тошнило в ванной перед тем, как пойти к нему в постель. Потому что мало того, что этот питекантроп был на миллион лет ее старше, он еще и спал с ней самыми неестественными способами… Но разве спать с питекантропом до самого окончания юридической школы – это слишком большая плата за то, что он для нее сделал? Да, он получил русскую блондинку, моложе себя на сорок лет, но она получила Америку.

В сущности, я мог бы прекрасно обойтись без ее откровенности. В семье, особенно в семье, нельзя обнажать слишком уж интимные вещи… а Полина совершенно не постеснялась вывалить на меня гинекологические подробности своей прошлой жизни. Ей надо, чтобы ее любили, несмотря ни на что, и чем больше у нее гадостей, как конфет в кармане, тем больше любили. А у Полины в кармане много конфет… Полина – не просто полянка для Фрейда, а огромное непаханое поле. Кто бы мог подумать, что такая красивая женщина может быть вместилищем всех этих гадостей и комплексов из детства, залитого подружкиной менструальной кровью, – фу…

Я обсуждал с Полиной ее походы к психотерапевту, а про себя думал – а не придумала ли ты это все, девочка??? Может быть, и не было у Полины никакой подружки?

У меня нет диплома психотерапевта, зато у меня было столько женщин, сколько Dr Lerner и во сне никогда не увидит. Так, может, все гораздо проще? Сначала Полина была обычная девочка с неразбуженной сексуальностью, а потом сразу же был старый шалун-профессор с его неподходящими для превращения девочки в женщину играми, вот и вся недолга…

Интересно, почему именно сейчас я решил вытащить из шкафа Полинин скелет и тщательно стряхнуть с него пыль?.. У нее, кстати, должен быть хорошенький скелет, потому что фигура у нее безупречная. Почему я решил рассматривать ее хорошенький скелетик именно здесь, в России? Ну… даже я не все про себя понимаю…

В моем первом браке (слава богу, он продлился всего год и почти совершенно улетучился у меня из памяти) у нас с женой была манера говорить друг другу крайне жестокие вещи… думаю, мы тогда даже и не считали это жестокостью – как звери, которые воспринимают жуткую вонь просто как запах друг друга. Но с Полиной у меня ничего подобного не было. Прежде я никогда не высказывал Полине своего отношения к ее истории с профессором, хотя от этого она не становится менее грязной. Никогда не упрекал Полину в том, что она не вполне сексуально полноценная.

– Зачем ты так? Я же только тебе рассказала, – устало повторила Полина.

– А я только тебе об этом и говорю, – повторил я, – да ладно, не расстраивайся ты так, Полина. Ну, была ты жалкая, готовая на все негодяйка… сейчас ты, Полина, уже совсем другое дело, ты уже почти Head International Counsel…

Полина вскочила, уперлась руками в изголовье кровати и, как баба на рынке, набрав воздуха, некрасиво раскрыла рот…

– Тише, разбудишь Юльку, – испугался я.

– Ты!.. Ты просто мне завидуешь, – крикнула Полина, – ты вообще самый никчемный человек на свете!

– Тише, Юлька!..

– Пусть ребенок узнает, пусть… – кричала Полина.

– Что именно ты хочешь, чтобы она узнала? Полина, Юльке три года…

– Что? Узнает!.. Что тебя увольняли отовсюду, где ты работал!.. Что дом принадлежит мне, а ты никто!..

А вот это ложь, никто меня не увольнял, я сам уходил… Просто мне не везло. Первая компания, в которой я работал, оказалась в точности как советский НИИ – из восьми часов там работали два. Отличие было только в том, что в НИИ остальное время играли в морской бой, а здесь торговали акциями в Интернете. Вот я и ушел из государственной компании в частную, там была зарплата побольше, а в конце года бонус, акции компании. Но мне и тут не повезло. Корпоративным стилем этой компании было настоящее узаконенное хамство, и все сотрудники в ожидании обещанных акций были вынуждены это хамство терпеть. Эти акции были как золотые наручники, надетые на всех сотрудников… но не на меня!

– Но я же не виноват… ты что, не помнишь, как этот мудак, мой шеф, стряхнул пепел в мою банку колы? – спросил я.

Я тогда удивился и сказал: «It is my drink», – а шеф ответил: «It was your drink but now it is my ashtray».

– Ты мне врал. В Америке так не бывает, – убежденно сказала Полина, – ты мне врал, все врал!..

«Не бывает?! Этот начальник просто сживал меня со свету! Спрашивал: „А почему вы так долго обедали?“ Или: „А где вы были две минуты назад? Ах в туалете? А почему вы полчаса были в туалете?“ Я даже как-то сказал ему, что рабство в Америке отменили в 1863 году. А он ответил: „You Sweetie Pie Motherfucker, have you fixed that bug I gave you half an hour ago?“ Это уже было слишком – я ведь не стал бы терпеть, если бы в России начальник покрыл меня матом. Я и уволился. Впрочем, они меня тоже об этом попросили – уволиться.

– Просто Америка не подходит такому интеллигентному человеку, как ты, и вообще работать тебе не подходит, – издевательским тоном сказала Полина, забираясь обратно в постель, а в постели отвернулась от меня и простонала: – Все. Не мешай мне спать.