Австро-Венгрия. Судьба империи - Ярослав Шимов

“Для европейцев путешествие в Будапешт перестало быть экзотической экспедицией. Иностранцы, приезжавшие в незнакомый город к востоку от Вены, с удивлением обнаруживали современный метрополис с первоклассными отелями, электрическими трамваями, элегантными прохожими на улицах у магазинов, с огромным зданием парламента на берегу Дуная, – пишет в книге “Будапешт-1900. Портрет города и его культуры” историк Джон Лукач. – Этот город был космополитичным, но на свой лад: его жители говорили и пели, ели и пили, думали и мечтали по-венгерски. Общество было разделено на классы, но, хотя разные люди существовали в разных мирах, эти их миры все-таки пересекались. Многие жители Будапешта, вне зависимости от социального положения, читали одни и те же книги, восхищались одними и теми же актерами, слушали одну и ту же музыку”. В Будапеште не существовало изолированной vie de bohème, в городе не было артистического квартала. Будапешт превратился в административный и индустриальный центр со всеми его прелестями и пороками: мрачноватые министерские здания, роскошные кварталы в центре, унылые трущобы на окраинах; в городе располагалось две трети венгерских промышленных предприятий.

Буда. Королевский дворец. Фото 1908 года.

На рубеже веков почти пятую часть населения миллионного Будапешта составляли евреи, успешная ассимиляция которых в венгерское общество послужила одной из предпосылок теории о формировании бегло говорящей по-венгерски многоэтничной политической нации. Еврейский капитал служил главным источником финансирования амбициозных городских проектов. На улице Дохань, неподалеку от родного дома идеолога сионизма Теодора Герцля, возвели самую большую в Европе синагогу, почти на три тысячи мест. Состоятельные евреи превратились во влиятельную социальную группу с разветвленными связями при венском дворе. 120 еврейских семей были удостоены дворянских титулов за заслуги перед империей; среди будапештских евреев насчитывалось 28 баронов (не было, правда, ни одного графа). Без евреев-журналистов, артистов, адвокатов, промышленников, ученых, политиков общественная жизнь Будапешта той эпохи потеряла бы свои блеск и размах.

Богатые еврейские кварталы не случайно разместились в шумном буржуазном Пеште. Консервативная Буда когда-то слыла малоэтажным городом ремесленников, торговцев да королевской челяди. Здесь кривые узкие улицы с высоких холмов стекались к дощатым дунайским пристаням, рядом с которыми в дешевых кабаках разливали красное вино из Эгера и белое токайское, такое терпкое, что сводило скулы. Здесь еще в середине XIX века повседневной жизнью командовал не бургомистр, а старшины гильдий рыбаков, бочаров, кузнецов, жестянщиков, кожевенников. Но время все равно взяло свое: упорядочило хаотичное, утихомирило шумное, увеличило маленькое, вычистило грязное, усложнило простое. И в Буде, хоть тут и не развернуться, как в просторном Пеште, к концу габсбургской эпохи победило спокойное и элегантное. Именно в Буде, кстати, располагается сейчас то немногое, что осталось городу от османского завоевания. Учрежденные когда-то султанским наместником Арслан-пашой турецкие бани выкупила и осовременила, сохранив зеленые купола со шпилями, увенчанными полумесяцами, семья промышленника Кёнига. Мавзолей с останками поэта и дервиша Гюль Бабы – именно этот просветитель, как считается, разработал принципы культивирования роз – до сих пор привлекает мусульманских паломников.

Буда на левом дунайском берегу хранит венгерскую печаль. Эта печаль проглядывает и в облике королевского дворца, громадный комплекс которого вместил десятки статусных учреждений вроде Исторического музея, Национальной галереи, Народной библиотеки и проч. Сомнительно, что существует человек невероятной выносливости, способный детально осмотреть все музейные экспонаты, вникая в их историческую ценность. Но если такой все же отыщется, то в его лице Венгрия и Будапешт наверняка получат горячего патриота. Пожары, войны, перестройки, реконструкции не пощадили этот древний город. В широком смысле почти вся многовековая древность Буды – новодел эпохи праздника Тысячелетия. С той славной поры полководец Евгений Савойский, освободивший Буду от турок, направляет бронзового коня к Дунаю, а черная мифическая птица турул, указавшая венгерским кочевникам путь на новую родину, простирает широкие крыла над всей страной. Скульптор Дьюла Донат знал, что изваять: встаньте в тени бронзовой птицы, взгляните вдаль – на прекрасный вольный город, на мощный дунайский поток, несущий в Будапеште воды к югу быстрее, чем в Вене, на ажурные скрепы мостов, на зеленый клин острова Маргит, дальний берег которого и в полдень подернут туманом. И представьте на миг, что в вашей груди бьется славное венгерское сердце.

Аббревиатура k. u. k., kaiserlich und königlich, “императорский и королевский”, сопровождала жителей Австро-Венгрии от рождения до смерти. K. u. k. (на западе монархии – императорским, на востоке – королевским) было все: больницы и школы, железные дороги и корабли, армия и чиновники… Как шутили остряки, над Австро-Венгрией вставало “императорское и королевское солнце”. Роберт Музиль позднее дал монархии, к тому времени уже погибшей, не слишком благозвучное для русского уха название, происходящее от аббревиатуры k. u. k., – Kakanien. Сколько же, собственно, было жителей в этой стране, по территории уступавшей в Европе одной лишь Российской империи?[40] К концу XIX века население Австро-Венгрии составило без малого 47 миллионов человек, а в 1910 году, когда проводилась последняя в истории монархии перепись населения, – 51 миллион 390 тысяч человек.

Венгрия была заметно крупнее Цислейтании, но по численности населения западная часть империи, наоборот, превосходила восточную: по данным той же переписи 1910 года, 28 и 21 миллион человек соответственно. Еще два миллиона приходились на Боснию и Герцеговину, не “приписанную” ни к западу, ни к востоку габсбургского государства. Концепция “империи 60 миллионов”, которую в последние годы монархии разрабатывали лояльные к престолу интеллектуалы, так и осталась нереализованной. Сейчас население Австрии составляет 8,3 миллиона человек, Венгрии – на 2 миллиона больше, примерно столько же проживает в Чехии, около 5,4 миллиона – в Словакии, 4,5 – в Хорватии, чуть более 2 миллионов – в Словении… Таковы, как писал по другому поводу русский юморист Аркадий Аверченко (умерший и похороненный, кстати, в Праге), “осколки разбитого вдребезги”.