Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху - Валерий Соловей

Но для того, чтобы невозможное совершить, надо его сперва помыслить и иметь волю – для подобных мыслей и их претворения. Те, кто способен, и есть политики. Те, кто не может, навсегда останутся (около)политическими бюрократами.

Искусство политика в том, чтобы разглядеть исторический шанс и использовать его, а не отталкиваться от него руками и ногами. История, как и человеческая жизнь после определенного возраста, крайне редко предоставляет возможность что-нибудь изменить – в жизни общества и даже в собственной судьбе. А к тем, кто этот шанс упускает, она немилосердна. Геннадию Гудкову еще повезло: он всего-навсего лишился думского мандата. Владимир Рыжков – политической партии. А вот Борис Немцов потерял жизнь. Но в конечном счете все это было предрешено именно в тот вечер, когда идею революции загнали в болото.

Однако 10 декабря 2011 г. митинг на Болотной площади переживал эйфорию. Мероприятие, по скромным оценкам, собрало около 70 тыс. человек, а сюжеты о нем показали основные телевизионные каналы. Помимо Москвы митинги прошли в Петербурге и ряде других крупных городов России. Митингующие, с подачи ораторов, наслаждались звуками собственного голоса, скандируя «Мы здесь власть!» и «Мы придем еще!».

Десятки тысяч взрослых и неглупых людей, а что самое главное, их политические вожди пребывали в каком-то странном, в полном смысле слова, инфантильном самоослеплении, что власть, убоявшись митингов и решительных резолюций, рухнет под тяжестью моральных обличений, собственных ошибок и преступлений.

Между тем с точки зрения власти ситуация складывалась для нее все более благоприятно, причем в первую очередь благодаря политическому идиотизму самой оппозиции.

В промежутке между 10 декабря и концом декабря в Кремле еще обсуждались какие-то уступки и компромиссы: 15 декабря во время традиционного прямого эфира с Владимиром Путиным тема протестов была основной, а 22 декабря в послании Федеральному собранию Дмитрий Медведев заявил о проведении комплексной реформы политической системы в России. Помимо публичных заявлений шли закулисные консультации о возможном сотрудничестве с оппозицией.

Однако к середине января 2012 г. идея компромисса была полностью отвергнута властвующей группировкой. Несмотря даже на то, что митинг 24 декабря 2011 г. на площади Сахарова собрал больше участников, чем митинг на Болотной – около 120 тыс. человек. Причина банальна: в Кремле пришли к твердому убеждению, что, несмотря на немалый мобилизационный потенциал протеста, его лидеры трусливы, не хотят и боятся власти и что ими легко можно манипулировать.

Вот как это постфактум объяснял автору книги один из тех людей, которые формулировали политическую стратегию власти. Перед 10 декабря 2011 г. власть была всерьез напугана оппозиционным подъемом, вплоть до того, что не исключала даже штурма Кремля. Однако поведение лидеров оппозиции показало, что они боятся неконтролируемого общественного возмущения столь же сильно, что и сам Кремль. Когда же власть увидела, что на Новый год все лидеры оппозиции уехали отдыхать за границу, то поняла, что всерьез бороться эти люди не готовы. Также было отмечено, что лидеры оппозиции бездарно растратили протест: они не смогли предложить пришедшим людям никаких серьезных и наступательных моделей политического участия. В итоге пар недовольства уходил в свисток: люди собирались, манифестировали, скандировали и расходились по домам, полагая свою политическую миссию выполненной.

В общем, как сформулировал мой конфидент (цитирую почти дословно), «9-10 декабря мы окончательно поняли, что лидеры оппозиции – глупцы. В начале января мы твердо уверились, что собственный комфорт они ценят выше власти. И тогда решили: властью не поделимся, а оппозицию раздавим». Именно неадекватность оппозиционных лидеров позволила власти без труда купировать революционный потенциал.

«Незрелая стратегия – причина печали»

Эта неадекватность оппозиции проявилась в первую очередь в двух отношениях. Во-первых, в неспособности использовать уникальную возможность 10 декабря 2011 г., чтобы переломить ситуацию. Во-вторых, оппозиция так и не смогла выстроить последовательную и эффективную политическую стратегию.

Здесь надо пояснить, что стратегия служит ключевым условием политического успеха. Без стратегии он невозможен по определению: никакие талантливые импровизации и блестящие тактические ухищрения не в состоянии заменить стратегии. Даже ошибочная стратегия лучше ее отсутствия. Оппозиция же заменила стратегию набором хаотичных приемов, копировавших прежние революционные формы. Также она направила львиную долю своих усилий на формирование якобы руководящего оппозиционного органа – Координационного совета оппозиции, упустив драгоценное время. (Якобы вместо выработки политической повестки Координационный совет погряз в мелких дрязгах и процедурных вопросах.)

А ведь немалая часть общества поддерживала оппозиционный порыв и была готова к нему присоединиться. В момент бурного начала протестов почти половина москвичей (46%) так или иначе одобряла протестные акции. 25% отнеслись к ним отрицательно и еще 22% затруднились определить свое отношение или уклонились от ответа.

При этом 2,5% москвичей заявили о своем участии в митинге 10 декабря 2011 г. В пересчете на общее количество жителей Москвы это должно было составить не менее 150 тыс. человек, при том, что число участников было раза в два меньше. Из этого забавного факта следует, что на исходе 2011 г. участие в митинге считалось делом почетным, этакой символической привилегией[55].

В любом случае протест пользовался поддержкой значительной части москвичей, что было принципиально важно для его политических перспектив. Дело в том, что исследователи традиционно выделяют два типа революций: «центральные» и «периферийные». В первом случае революция начинается с коллапса режима в политическом центре государства, а затем распространяется по всей стране. Во втором случае наступление на старый режим начинается с периферии, где революционерам удалось создать плацдарм и/или опорные пункты.

Все российские революции, да и вообще, кажется, все революции в Европе развивались по «центральному» типу. Другими словами, свержение режима в столице приводило к падению – мгновенному или растянутому по времени – его форпостов по всей стране. В этом смысле политическая динамика в Москве носила определяющий характер.

Судя по социологии, в декабре 2011 г. население российской столицы было настроено в отношении оппозиции преимущественно сочувственно или нейтрально, то есть было готово поддержать ее действия. Не менее важно, что четверть тех, кто, согласно социологии, категорически (13,5%) или с оговорками (менее 12%)[56] был против оппозиции, не могли ничего противопоставить оппонентам. Власть была растерянна, а группы ее поддержки – деморализованы.