Не промахнись, снайпер! - Владимир Першанин

Про мои разговоры узнало начальство. Особенно привязался замполит батальона. Дело в том, что при переаттестации в марте сорок третьего политработники получали общевойсковые звания. В штабе шли свои закулисные игры. Наш замполит, носивший ранее звание «батальонный комиссар», мог получить и майора и капитана. Все зависело от руководства полка. Он чем-то проштрафился (может, украл больше, чем положено) и получил капитанское звание, вместо ожидаемого «майора».

Восприняв это как первый звонок к скорой отправке на фронт, капитан-замполит изо всех сил выслуживался. В нашей роте, как и в других, у него имелись информаторы. Мы их быстро вычисляли, но некоторые и сами не слишком скрывали свои теплые отношения с начальством. В основном все мы были молодые и с возмущением осуждали стукачей. Хотя, если разобраться, трудно ли поймать на крючок и заставить работать на себя сержанта лет девятнадцати-двадцати. Особенно из числа тех ребят, которые понюхали окопной жизни, побывали под обстрелами и старались любым способом остаться в тылу.

У нас в роте «стучали» замполиту командиры отделений Гребнев и Фельдман. Хотя остальные в их присутствии старались не болтать лишнего, но не всегда получалось. Да и само понятие «лишнее» являлось весьма расплывчатым. Например, рассказывая о тяжелом противостоянии на Дону и больших потерях, которые мы несли, я невольно шел вразрез с официальной версией. Будто итальянцы ничего серьезного из себя не представляли, имели слабое вооружение, а во время наступления их разгромили в считанные дни.

В наступлении зимой сорок второго — сорок третьего года я не участвовал, но испытал на собственной шкуре, что любой враг опасен. Особенно когда немцы наносили удар за ударом. Я также вспоминал выход из окружения, безнадежные бои мая — июня сорок второго. Мы делились друг с другом, что накопилось на душе, и юношеская непосредственность срабатывала против нас.

Меня могли просто отчислить в первую же маршевую роту, уходящую на фронт, но поступили хитрее. Отчисление вызвало бы нежелательные разговоры среди сержантского состава, а ведь на нас многое держалось. Сыграли на моих служебных недочетах. Утром, перед зарядкой, полагалась километровая пробежка, а раз в неделю марш-бросок с полной выкладкой на восемь километров. Если пробежку я кое-как одолел, то марш-бросок проводили командиры отделений. Я лишь провожал и встречал взвод. Не до конца зажившая рана не давала возможности бегать, начинала сочиться сукровица. Мне сделали внушение и заставили лично возглавлять марш-бросок. После первого же броска я едва ковылял и сразу же подал рапорт об отправке в действующую армию. Понял, что не мытьем так катаньем меня все равно выживут. Лучше уйти по-хорошему. Конечно, рапорт удовлетворили. Даже похвалили, и вскоре я предстал перед «покупателем» из стрелковой дивизии.

— Снайперы и обстрелянные бойцы нам всегда нужны, — объявил молодой капитан-комбат и внес мою фамилию в список. — Еще бы хороших пулеметчиков с пяток. Не посоветуешь?

Пусть простит меня Бог, если он существует, но я решил отплатить стукачам из роты. Я посоветовал взять сержантов Гребнева и Фельдмана.

— Нормальные пулеметчики? — заинтересовался комбат.

— Подготовленные, и с людьми умеют работать. Засиделись в тылу. Правда, не знаю, отпустит ли их начальство, — слегка подзавел я капитана. — Особенно замполит батальона.

— А что замполит? У меня предписание командующего армией имеется. Люди нужны для укомплектования боевого полка.

— Может, и замполита возьмете? Совсем закис вдали от передовой.

Тут я перехватил. Даже снахальничал. Очень уж заманчиво было отплатить ему, как одному из руководителей, по чьей вине творились в полку безобразия. Выше замполита батальона его не назначат, а это почти передовая. Она быстро людей на истинный путь наставляет.

Комбата звали Морозов Степан Назарович. Мне предстояло воевать под его командованием. Несмотря на молодость, он оказался проницательным человеком. Оглядел меня, усмехнулся:

— Счеты сводишь, сержант Егоров?

— Может, и так Тошно на все безобразия смотреть.

— Ну, замполит, это другая епархия. Я туда не лезу. Вот пулеметчиков заберу с удовольствием.

Так я опять попал на передовую. Не в очень хорошее время. Март, еще стояли морозы, затем началась слякоть. Но самое главное, наступавший с конца февраля фельдмаршал Манштейн решил взять реванш за Сталинград и нанес несколько мощных ударов, оттеснив наши части. В середине марта взял Харьков, лишь месяц назад освобожденный Красной Армией. Неужели снова отступаем?

Маршевую роту в количестве 350 человек разделили на несколько частей, пополнив стрелковые полки, стоявшие в обороне, недалеко от города Балаклея (80 километров южнее Харькова). Вместе с тремя десятками бойцов, «пулеметчиками» Гребневым и Фельдманом, я попал в батальон капитана Морозова. Оба сержанта, обозленные на меня, стали высказывать претензии:

— Это ты нас подставил!

— Сами жаловались, что надоело в тылу сидеть.

В моих словах была доля правды. Гребнев действительно в кругу новобранцев высказывал сожаление, что «наши» кругом наступают, а он вынужден торчать в запасном полку, где ни наград, ни званий не добьешься. Надоело в тылу ошиваться. Молодняк, глядя с уважением на его нашивку о ранении, простодушно предлагал:

— Вы, товарищ сержант, проситесь с нашим выпуском на фронт.

Но Гребнев, прослужив пару месяцев в зенитно-пулеметной роте, на передовую не рвался. Зенитчики тоже под огнем бывают, но службу их с пехотой не сравнишь, а из запасного полка одна дорога — в пехоту. В зенитчики вряд ли направят, там всегда полный комплект. Стрелковые же полки как прорва. Потери людей огромные, хоть каждую неделю маршевые роты направляй, все сожрут.

— Сам не смог в хорошем месте усидеть и нам подгадил, — фыркал Фельдман, обычно никогда не терявший выдержки и умевший подладиться под любое начальство.

— Вякнете еще что-нибудь, расскажу, как вы на своих товарищей стучали. Здесь передний край, жизнь три копейки стоит.

— Грозишь?

— Чего вам грозить? Сами знаете, куда попали.

Оба заткнулись. Их поставили на должности командиров пулеметных расчетов. Я неделю болтался между небом и землей, затем объявили, что назначен снайпером, однако винтовку имел обычную. Когда заикнулся насчет оптики, капитан Морозов сказал:

— Не создавай проблем. Нет пока снайперских винтовок, стреляй из обычной. Тебе, кажется, напарник положен?

— Вроде положен. Но если людей не хватает, обойдусь и один.

— А ты зубастый, — засмеялся Морозов. — Эти двое, Гребнев и Фельдман, точно стукачи?

— Пулеметчики, — буркнул я.

Так началась моя служба в новом полку. В напарники мне дали парня, чем-то похожего на Веню Малышко. Тоже мало обстрелянного, но Веня, хотя бы в урезанном виде, окончил снайперские курсы, а новый напарник, Саня Ваганов, и курсов не кончал. Своим назначением он гордился и даже не обиделся, когда я отчитал его за плохо почищенную винтовку.