Скиталец - Дмитрий Видинеев

Ей казалось, что на шкафу, под журналами, лежит сгусток зла. Сжечь его? Уйти подальше от деревни, чтобы ни одна чешуйка пепла не осела на чей-нибудь дом, не затерялась в чистой листве яблонь, – и спалить к чертовой матери.

Хорошая идея.

От этой мысли Алине даже стало легче. Тут же вспомнила, как вчера вечером на крыше от души кричала: «Я сильная!.. Я не боюсь!..» Странно, но даже захотелось, чтобы сейчас позвонил Антон. Вот бы она ему выдала по полной – хоть такое противоядие для отравленного рассудка. Хотя бы такое.

Алина взглянула на Максимку и неожиданно для себя задала вопрос, который не решилась задать утром:

– Ты просыпался ночью, помнишь?

Он дернул плечами и перелистнул страницу журнала.

– Помнишь? – не слишком настойчиво повторила.

– Ну-у, вроде бы, – недовольно ответил Максимка. – Мне сон нехороший снился, и я… проснулся, кажется.

– А что снилось? – спросила она и сразу же поняла, что не хочет знать ответ. Почувствовала, как заколотилось сердце.

Максимка нахмурился, поднялся с пола, нарочито кряхтя, как маленький старичок, которого оторвали от важного дела. Подошел к столу и взял портрет. Выставил его перед собой.

– Он мне снился. И он был страшный. Хотел узнать какую-то тайну.

Алина побледнела. Оторванная пуговица выпала из ладони и покатилась по ковру.

Полдень.

Лир сидел за столом и строил башню из кусочков сахара. В свете керосиновой лампы его лицо походило на бронзовую маску. Нервничал, руки дрожали, куски сахара то и дело выпадали из непослушных пальцев, и башня разваливалась.

Ему хотелось, чтобы скорее наступил вечер, тогда он снова пошел бы на охоту.

Лир спал сегодня всего три часа. Снился бред, от которого в памяти остались какие-то невнятные обрывки. Помнил развалины, внучку Алину. Он что-то кричал ей. А потом была его спальня, тайник в стене. Во сне все мелькало, кружилось – сознание разрывалось на части. Проснулся от того, что упал с койки. И больше не ложился.

Башня опять развалилась.

С минуту тупо смотрел на рассыпанные по столу куски сахара, а потом рыгнул и принялся строить заново. Ему казалось, что за этим бестолковым занятием время идет быстрее. К тому же все ж лучше, чем слоняться из угла в угол. До этого пытался читать, даже взял любимую книгу «Сон в летнюю ночь», но не смог сосредоточиться, буквы плясали перед глазами.

Башня росла. Корявая, несуразная, но пока держалась. Еще кусочек. И еще…

Неожиданно вспомнил, что во сне кричал: «Та-айна! Та-айна!..» Орал точно псих какой-то. Смешно даже. Усмехнулся, рыгнул и снова стал мрачный.

Еще кусочек…

Стройматериала было достаточно. На столе лежали три пачки сахара, а сколько еще на складе… целый город можно построить. Построить, а потом съесть его. Дом за домом, кирпич за кирпичиком, пока ничего не останется. Лиру эта мысль понравилась, и он принялся смаковать ее, словно редкий деликатес. Сладкий город, сахарный Кер-Ис. Красивый, но обреченный на погибель. Его судьба предрешена. Легендарный Ис сгинул в морской пучине, а сахарный растворит желудочный сок. Быть переваренным не так романтично, как исчезнуть среди бушующих волн, но зато во рту останется сладкий вкус. Тоже неплохо.

Еще кусочек…

Башня пошатнулась – у Лира екнуло в груди, – но устояла.

Он услышал, как открылась дверь в убежище, и ему захотелось стать крошечным, как микроб. Увидел спускающегося по ступеням ангела. Чувствуя восторг и страх одновременно, Лир поднялся из-за стола.

– Рад видеть, – промямлил, переминаясь с ноги на ногу. – Очень рад.

– Серьезно? – Ангел с изяществом прошелся по комнате.

Лир заметил возле лестницы карлика. И откуда взялся? По ступеням вроде бы не спускался. Уродец уселся прямо на пол, сверкая единственным глазом.

Ангел подошел к столу.

– Чем занимаемся? Домики из сахара строим?

– Да вот, – замялся Лир, – время коротаю.

– Скучно тебе небось здесь. Одиноко.

– Я ж привычный.

Ангел взял кусок сахара и кинул карлику. Тот ловко поймал его, быстро, будто опасаясь, что отнимут, сунул в пасть и жадно зачавкал.

– Привычный, говоришь? Ну-ну… А может, тебе велотренажер здесь поставить? Будешь педали накручивать. Кто спортом занимается, тот силы набирается. В здоровом теле – здоровый дух. А то сидишь себе, домики из сахара строишь… так и разжиреть недолго. Станешь толстым и ленивым, что мне тогда прикажешь с тобой делать, а?

Лир не знал, куда деть руки – то в карманы ладони совал, то сцеплял за спиной. Нервничал сильно. Видел, что ангел издевается, и правильней было бы стоять и слушать молча эту ахинею про спорт, но подобострастие выпихнуло слова из глотки помимо воли, причем голос прозвучал жалобно:

– Я это… зарядку делаю. И сегодня тоже делал. – Чувствовал себя глупо, но продолжал говорить: – У меня гирьки здесь есть килограммовые…

– И ты думаешь, мне это интересно? – перебил его ангел.

Лир потупил взгляд.

– Я… не…

– Да на тебе лица нет. Может, случилось что? – спросил ангел с притворной озабоченностью. – Я тут о каких-то велотренажерах болтаю, а у тебя, похоже, камень на душе… Здоровенная такая каменюка. Не хочешь душу облегчить?

Лир скривился. Заметил, как карлик, крадучись, подобрался к столу, осторожно взял кусочек сахара и тут же метнулся в тень, зачавкал.

– Не держи все в себе, дружище, – с издевкой подначивал ангел. – Так ведь никаких нервов не хватит. Говори как на духу.

– Тут такое дело… – выдавил Лир и улыбнулся кисло, совсем как умирающий, который узнал, что проживет лишнюю минуту.

– Ну-ну, я слушаю внимательно.

И Лир сказал прямо, на выдохе:

– Я облажался.

– Да что ж вы, Андрей Петрович, такие некультурные слова-то подбираете! – возмутился ангел, всплеснув тонкими красивыми руками. – «Облажался». Фу! Фу!.. А еще Уильяма нашего Шекспира почитаете. Негоже, негоже! – Повернулся на месте, разминая плечи. – Ну да хер бы с ней, с культурой-то. Облажался так облажался.

– Понимаю, что виноват.

Карлик снова подкрался к столу. Ангел молниеносно схватил его за складки на шее и с легкостью поднял. Уродец кряхтел, бешено вращал глазом, но вырваться не пытался. Ангел указал пальцем в его пустую глазницу:

– И это ты называешь «облажался», да? – Повысил голос: – Серьезно, мать твою?! Ты только посмотри на беднягу, он и так был урод уродом, а теперь… какой-то долбаный циклоп! – Ангел отшвырнул карлика прочь, как грязную тряпку. – Ты, старый мудозвон, еще не знаешь, что с другим крысенышем случилось… А он, между прочим, кони двинул! Да-да, бедолага сдох, девчонка камнем бошку ему проломила! Хрясь – и нет мелкого крысеныша! И знаешь, что я тебе скажу, чумаходина… Я не буду ей мстить. Более того, помогу, если помощь понадобится. Она как никто достойна жить. Я ею восхищаюсь. А вот тобой… черт, даже не знаю, что с тобой делать-то!