Не вернёмся, не свернём - Дмитрий Соловей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В какой-то мере события на Дальнем Востоке отвлекали общественность от того, что творилось в Европе. Все ждали начала переговоров и итогов войны. Первого августа договор между Россией и Японией был подписан. Информации об этом событии поступало крайне мало. Я надеялся, что в частной беседе с Витте проясню некоторые моменты. Больше всего интересовало, было ли соглашение между японцами и англичанами? Если да, то что смогли выторговать стороны. Явно не Порт-Артур, он, как и Сахалин, по договору оставались у России.
На мой взгляд, главным нашим достижением как попаданцев было то, что Германия никак не вмешивалась в заключение союзных договоров. Её уже не учитывали на политической арене. Чтобы вернуть стране авторитет, немцам придётся сильно постараться. Теперь бы ещё изолировать Францию с Италией, и можно немного успокоиться.
Газеты в течение всего августа превозносили доблесть российской армии и генералитета. Нам же военные отдали часть отснятых лент для формирования патриотического фильма. Вернувшийся из поездки Витте помог достойно завершить работу. Из личного архива Сергея Юльевича были взяты фотографии, сделанные в Америке. Кадры документальных съёмок дополнились картами и пояснениями, что и как получила Россия.
Умный человек поймёт, что реально нашей стране эта война почти ничего не дала, а для остальных мы пропагандировали силу российского оружия и героизм сражавшихся.
Итоги войны с Японией, как и в прошлой реальности, были неоднозначными. В газетах напечатали примерное число попавших в плен российских солдат и офицеров. Но хуже всего, что по неподтверждённым данным были захвачены два радиста и техника.
То, что передача сигналов на расстоянии в скором времени перестанет быть секретом, мы знали с самого начала. Вопрос с сообщениями секретных сведений решался шифровкой, о чем я делал доклад пару лет назад. Даже без захвата раций изготовить нечто похожее можно в любой развитой стране. Остановить прогресс у военных чиновников не получилось бы в любом случае. Лично я был сильно удивлён, что до сих пор никто не прочухался и не повторил нашу идею.
Возможно, из-за того, что Англия привычно считала Россию отсталой страной и что ни в Европе, ни в Америке упорно не признавался растущий год от года авторитет русской науки. Впрочем, это не мешало им нарушать наши патентные права. Только Швейцария и Австрия выкупили лицензии на производство киноплёнок. Остальные страны бессовестным образом производили плёнку, игнорируя международные соглашения.
Вообще-то уровень и качество фильмов Европы сильно отставали. Посмотрел я парочку зарубежных кинолент и обплевался. Не будем говорить о самой плёнке и способах её проявления, когда остаются проплешины и затемнённые места на ленте. Я имею в виду сюжеты тех фильмов. Операторы почему-то считали, что если установить камеру на улице и начать крутить ручку, то получится нечто занимательное.
Публика в Петербурге у нас избалована, и теми автомобилями, что демонстрировались на улицах Парижа, их не удивить. Тем более у нас свои имеются, и получше. Правда, совместное с великим князем Михаилом производство потребности внутреннего рынка не покрывало. По этой причине иностранным покупателям почти ничего не перепадало. Кроме того, как правильно в своё время заметил Артём, автомобиль – это только верхушка айсберга. К нему нужны ремонтные мастерские, заправки и современные поставки бензина.
Не могу сказать, что у нас в этом плане было всё отлично. Случались перебои в подвозе бензина на заправки за пределами Петербурга. Я эту область бизнеса почти полностью перевёл на знакомых купцов. Те быстро смекнули, что иметь заправочную станцию даже в самом захудалом городишке становится очень даже выгодно. В Европе подобным сервисом никто не озаботился. Автомобили могли позволить себе только аристократы со штатом прислуги и техников. У нас же на юге уже крестьяне рассекают на тракторах. Правда, таких удальцов можно по пальцам одной руки пересчитать. Но есть же прецеденты!
Кстати, пришло очередное письмо от барона с Кубани. Фон Тюрн сообщил, что набирает работников из числа своих соотечественников, бежавших из Германии. Насколько легальные эти работники, я не стал интересоваться. Не думаю, что к барону просились простые работяги. Наверняка кто-то из инженерного состава. Главное, чтобы среди них не оказалось революционно настроенных элементов, о чем и написал в ответном послании. К концу сентября вернулись из поездок все наши агитбригады. Впечатлений привезли море. Между прочим, они немного заработали на продаже книг и журналов. «Наука и жизнь» в основном расходится в столице. Немного распространяем в Екатеринодаре и Москве. Пять тысяч экземпляров – это почти ничего для огромной страны. Как раз перед поездкой агитбригад я успел получить разрешение на увеличение тиража журнала в пять раз.
Цензура «Науку и жизнь» ни разу не урезала. Статьи в журнале только научные и познавательные, никакой политики и прочих отступлений. В последнем номере я затронул тему путешествий в космосе и освоения околоземной орбиты. По словам лекторов агитбригад, в провинции эта идея имела необычайный успех. Всем очень понравился коротенький фильм с участием Туполева и запуском модели самолёта. Честно говоря, я не ожидал такой бури, что поднялась после демонстрации этого фильма, а кое-кто быстро сообразил, что игрушка может стать прототипом большой машины.
Не так-то просто отыскать меня в Петербурге человеку со стороны. Это у Серёги имелся офис на Невском проспекте, мы же с Артёмом могли в течение дня оказаться в различных местах. И тем не менее секретарь Сергея сумел дозвониться до меня на Путиловском и сообщить, что какой-то профессор упорно требует встречи.
– Что за профессор? – раздражённо поинтересовался я.
Приходилось, и не раз, выслушивать отповеди от российской профессуры. По этой причине я учёную братию обходил по большой дуге.
– Чаплыгин Сергей Алексеевич, – терпеливо ответил секретарь.
– О! – только и смог произнести я, но почти сразу спохватился, велев уточнить, где нам с Чаплыгиным будет удобно встретиться. В результате я попросил профессора дождаться меня в офисе, пообещав подъехать в течение получаса.
Чаплыгин произвёл на меня неизгладимое впечатление. Может, он и профессор, только я бы еще добавил, что «сумасшедший». Глаза горят, волосы торчком, и сам весь такой нервный, суетливый.
– Экстраординарный профессор теоретической механики Московского университета и Императорского Московского технического училища Сергей Алексеевич Чаплыгин, – представился он полным именем и званием.
Я тоже назвал себя, переваривая в уме услышанное. С трудом вспомнил, что приставка «экстраординарный» сейчас обозначает не то, что я в первый момент подумал. Профессорская должность по германскому образцу может быть ординарной, когда преподаватель занимает кафедру или экстраординарной, без должности. И только я разобрался для себя с этим вопросом, как Чаплыгин без долгих расшаркиваний приступил к делу. Он посмотрел фильм и был потрясён простой конструкцией самолёта и самой его идеей.