Ураган. Привидения, которые возвращаются - Николай Шпанов

На докладе фюреру все произошло совсем не так, как предполагал Кальтенбруннер. По делу Бауэра Гитлер прочёл глупейшую нотацию, но очень просто, почти дружески. Фюрер сказал, что бывают обстоятельства, когда самые верные люди оказываются в рядах заговорщиков ради того, чтобы не дать заговору созреть, чтобы взорвать его изнутри: вот так же, как было, например, с Гансом Хойхлером. Бывает, что человек рискует своим добрым именем нациста и слуги рейха во имя интересов партии, государства и лично его, фюрера, и рейхсканцлера. Так бывает… Хоть Кальтенбруннер и ведает тайной полицией рейха, но у фюрера есть свои секреты. Видно, таким секретом является и роль господина обер-бургомистра в заговоре 20 июля.

При этой мысли Кальтенбруннер криво усмехнулся. Он лучше Гитлера знал истинное положение дел с Хойхлером. Этот генерал входил в заговор вовсе не с намерением взорвать его. Он хотел быть и тут и там — застраховать себя при любом обороте. И, как часто бывает в таких случаях, едва не сел между стульями. Если бы не Ева Шоу, давшая возможность припереть к стенке этого "доктора философии" в генеральском мундире, то многое выглядело бы сейчас не так, как выглядит. Может быть, и сам Хойхлер тоже болтался бы на крюке, вместо того чтобы изображать верного слугу рейха и фюрера. А в случае удачи заговора сам фюрер не болтал бы сейчас чепуху смиренно слушавшему Кальтенбруннеру.

Гитлер не назвал Бауэра провокатором, но Кальтенбруннер догадался, что именно это фюрер имеет в виду. А может быть, влиятельные родственники Бауэра забежали к фюреру через его, Кальтенбруннера, голову. Ну да ладно, черт с ним, с этим бывшим обер-бургомистром. Если фюреру хочется, чтобы тот гулял на свободе, пусть гуляет.

— Послушай, — словно невзначай сказал Гитлер, когда Кальтенбруннер уже собирался откланяться, — как ты думаешь, почему я поручил комиссию "20-VII-44" тебе? Не кому-нибудь другому, а именно тебе, а?

Кальтенбруннер насторожился: что за подвох? Уже самый тон Гитлера — деланно безразличный — необычен для такой темы.

— Если бы я думал, что в рейхе есть еще хоть один человек, в такой мере преданный Адольфу Гитлеру, как Кальтенбруннер, то не знал бы, что ответить, мой фюрер — отчеканил Кальтенбруннер.

— Какая же это к черту преданность, мой друг, — все с той же подозрительной мягкостью продолжал Гитлер, — если ты зеваешь, а?

Тут уж Кальтенбруннер мог только удивленно смотреть на Гитлера, а тот вдруг перешел на свой обычный, хриплый рык:

— У тебя под носом бродит один из самых злых моих врагов, один из организаторов заговора, а ты… а ты!.. — И тут, нагнувшись к самому лицу Кальтенбруннера: — А может быть, ты бережешь его для организации еще одного покушения, а? Может быть, сговорился с ним о том, как уничтожить главу государства, а? Может быть, ты уже… ты уже… ты… — Гитлер задохнулся от бешенства и рывком отбросил от себя что-то лежавшее на столе. Ему было безразлично, что это, лишь бы дать выход истерическому гневу.

Кальтенбруннер ясно представил себе, как таким же вот движением Гитлер отталкивает от себя доклад с описанием его собственной, Кальтенбруннера, казни.

— Мой фюрер!.. О ком вы говорите, мой фюрер?

— Ага! — торжествующе закричал Гитлер. — Теперь спрашиваешь, кого я имею в виду? Значит, рыльце у тебя действительно в пушку, а? Ты уже испугался, а? — И вдруг так же истерически расхохотался. — Бог с тобой, Кальтенбруннер, успокойся. Твоя голова еще крепко сидит на плечах. А вот что ты скажешь насчет Хаусхофера, а?

— Профессор Хаусхофер, наш геополитик? — с удивлением спросил Кальтенбруннер.

— К черту старую швабру Карла. Я имею в виду сына — Альбрехта. Что же ты, так и не знаешь, что он — один из организаторов покушения двадцатого июля?

— Видит бог, мой фюрер…

— Черта он видит, твой бог!

— Альбрехт Хаусхофер не проходил по делу, его имя никогда не было упомянуто ни одним человеком.

— А тебе непременно нужно, чтобы его назвал кто-нибудь из этих подонков, которых мы вешали? — Гитлер укоризненно покачал головой. — Тебе мало того, что я, твой фюрер, называю его?

— Помилуйте, мой фюрер!

Кальтенбруннер уже смекнул: Гитлеру нужно уничтожить Хаусхофера-младшего. Для этого он предлагает Кальтенбруннеру пришить тому дело об измене. Только комиссия "20-VII-44" может довести человека до виселицы, минуя даже проформу суда. Значит, Гитлеру уж очень приспичило не дать Хаусхоферу возможность что-то выболтать. Что ж, очень хорошо: такие услуги укрепляют нити между ним и Гитлером.

— Значит, я просто плохо работаю, мой фюрер, — смиренно сказал Кальтенбруннер. — Постараюсь исправить ошибку.

Гитлер удовлетворенно кивнул. Взгляд его мутных, испуганно бегающих глаз остановился на лице Кальтенбруннера, стараясь уловить степень надежности этого человека. Гитлер больше не верил никому. Он боялся всех. А что, если Кальтенбруннер вздумает по своей системе допрашивать Хаусхофера и тот выложит все про тайные переговоры, назовет имена Гамильтона, Чизбро? В случае проигрыша войны Гитлеру не простили бы такого разоблачения. Нет, нет, Хаусхофер не должен болтать!

— Знаешь что… — задумчиво сказал Гитлер, — доведи до конца дело Хаусхофера без лишних проволочек. И без болтовни. Не нужно допросов: будем гуманны, раз все ясно и так. Мне все ясно.

***

Генерал-полковник Ганс Хойхлер, командующий силами УФРА в Европе, не имел представления о том, что судьба Бауэра сходна с его собственной. Иначе он вел бы себя еще более уверенно, нежели теперь. Подобные обстоятельства связывают людей. Но Бауэр знал до последней буквы послужной список генерал-полковника Хойхлера и был уверен, что может на него положиться больше, чем на любого другого генерала. В любой момент Бауэр мог прижать Хойхлера делом, невольно сохраненным для него Кальтенбруннером. Вот ирония жизни: Кальтенбруннер давно гнил в могиле, а Бауэр пользовался плодами его трудов! Он шел с открытыми глазами, когда предлагал Хойхлера в качестве непосредственного исполнителя воинственных планов УФРА в Европе. Хойхлер был вполне своим человеком для него, для некоронованных королей Рура и, наконец, для генералов бундесвера. Они давно забыли традиции и вовсе не собирались выкидывать из своей среды провокатора Хойхлера.

Хойхлер преуспевал. Масштаб его провокационной деятельности увеличивался: из соглядатая в среде коллег-генералов он превратился в активного организатора диверсий всеевропейского, а может быть, и мирового значения. Очередным заданием хозяев — некоронованных королей Рура — был срыв предстоящего совещания правительств по всеобщему разоружению. Времена изменились. Теперь недостаточно убрать со сцены одного-двух министров или даже президента. Воля народов к миру огромна. Чтобы двинуть в ход колесницу войны, теперь нужны диверсии против целых народов: взорвать волю к миру сотен миллионов людей; набросить черное покрывало на глаза всем простым людям мира!

В душе Хойхлер гордился тем, что из мелкого провокатора-убийцы нынешние хозяева произвели его в ранг одного из главных организаторов третьей мировой войны.