Чудотворцы - Саймон Рич

– Но его офис всего в восьми кварталах от дома.

– Знаю, – откликнулась Элиза. – Он та еще ленивая задница.

– А если везет с погодой? – спросил Винс.

Крейг вздохнул.

– Даже если солнце и плюс двадцать пять. На метро.

– Да уж. – Винс сморщил нос. – Странно, что он еще больше веса не набрал.

– Мы заразили его сальмонеллезом, – объяснила Элиза.

Винс удивленно поднял брови, и Элиза против воли гордо улыбнулась.

– Тем не менее, – сказал Крейг, – я придумал, как выгнать Лору на улицу.

Он открыл вкладку с ее квартирой и увеличил изображение ее мятых джинсов.

– Она все время носит одни и те же грязные джинсы. И у них отрываются карманы. – Он несколько раз щелкнул мышкой на ее левую ягодицу и спросил, указывая на рваную ткань – Видите? Там полно дыр. Нужно лишь инициировать контакт – заставить Лору поскользнуться на тротуаре или еще как-нибудь, – и ее ключи выпадут.

– Прекрасно! – воскликнула Элиза. – Ей придется позвонить коменданту и подождать его у входной двери.

– Именно. На какое-то время она застрянет в одном месте.

– А что насчет Сэма? – перебил Винс. – Как заставить его пройти мимо?

– Не знаю, – вздохнул Крейг. – Как я уже сказал, он всегда ездит на работу по ветке F – проезжает одну станцию, от Эссекса до Второй авеню. Мы же не можем ему этого запретить.

Винс усмехнулся:

– А что, если мы остановим поезд?

Элиза покосилась на него с подозрением.

– Как?

Архангел пожал плечами.

– Даже не знаю. Может, аварию устроим? Или землетрясение?

Элиза закатила глаза. Она уже собиралась сменить тему разговора, но Крейг ее перебил:

– Сломать поезд будет несложно, – сказал он. – Пара экстренных торможений точно выведет его из строя.

– Проще простого, – согласился Винс.

Элиза в шоке уставилась на коллег.

– Вы действительно раздумываете, не разбить ли нам поезд?

Крейг мрачно кивнул.

– Возможно, что и придется. Ты же знаешь, какой Сэм неподъемный. Пока поезд на ходу, он пешком не пойдет.

– Знаю, – сказала Элиза. – Но разве авария не повлечет за собой других проблем? Подумай о пожарных машинах, о скорой – в Нижнем Ист-Сайде полно всякого транспорта. Что, если какой-нибудь коп перекроет нужную улицу?

Крейг вздохнул.

– Ты права. Это слишком рискованно.

С минуту все трое сидели молча.

– Знаете, – осторожно начал Крейг, – поезд ведь можно и по-другому остановить. Но придется как следует попотеть.

Он вывел на экран статью из свежей «Нью-Йорк Пост». Транспортное управление и профсоюз метрополитена вели напряженные переговоры касательно контрактов, через тридцать шесть часов должны были утвердить годовой бюджет. Обе стороны «с оптимизмом» отзывались о возможности достичь компромисса. Но если по истечении условленного срока переговоры вдруг провалятся, встанут все поезда в Нью-Йорке.

– Забастовка была бы нам на руку, – сказала Элиза. – Но как нам повлиять на мнения обеих сторон?

– Ну да, – сказал Крейг. – В голову же к каждому не залезешь.

– Это правда, – согласился Винс. – А вот настроения подкрутить вполне реально.

Он подкатился на вращающемся кресле к компьютеру Крейга и схватил мышь.

– Почему бы вам двоим не сделать перерыв на кофе? – сказал он. – Я разберусь.

Винс оглядел планету. Во всех ее уголках смертные листали газеты, задавали трудные вопросы, обсуждали насущные проблемы. Он тихо рассмеялся. Смертные верили, что они разумные существа, которые руководствуются своими системами ценностей и убеждений. На самом же деле почти все их решения основывались на том, что они ели на завтрак, хорошо ли спали и когда в последний раз занимались приличным сексом.

По мнению Винса, эти три фактора – завтрак, сон и оргазм – объясняли большинство событий в человеческой истории. Бенедикт Арнольд[14] от природы был человеком не слишком приятным. Но он никогда не предал бы свою страну, если бы комары в спальне неделями не лишали его сна и способности мыслить здраво. Может, Великая хартия вольностей и была составлена чрезвычайно искусно, но король Иоанн никогда бы ее не подписал, не будь у него юной любовницы, приводившей своего дряхлеющего государя в благодушное настроение.

Недоваренные сосиски, храпящий супруг – эти мелочи и сформировали мир. Тот факт, что губернатор еще не выпил с утра кофе, в три раза увеличивал шанс на подписание смертного приговора. А хирурги оперировали искуснее всего, когда влюблялись. На принятие смертными решений действовали и другие факторы: например аллергии, частота опорожнения кишечника и головные боли. Но почти все они принадлежали к области биологии, и управлять ими было до смешного легко. С ними мог управиться любой ангел, носивший свои крылья по праву.

Винс уставился на экран. В конференц-зале мэрии разместилась дюжина юристов транспортного управления и профсоюза работников транспорта. Ни одна из сторон не хотела забастовки, но Винс сделал все возможное, чтобы всех хорошенько разозлить. Первым делом он сломал вентиляционную трубу. Температура в комнате достигла двадцати градусов и быстро поднималась. Никто из юристов не хотел снимать пиджак – это могли истолковать как признак слабости. Но в конце концов жара стала невыносимой. Через десять часов юристы по обоюдному соглашению разделись до рубашек. Еще через четыре часа требования снизили до маек. Сутки спустя один из младших адвокатов так разгорячился, что оттащил своего начальника в сторону и спросил, можно ли ему раздеться до пояса. Когда его просьбу отклонили, он отошел в уборную и отключился.

Вдобавок Винс заклинил детектор дыма, и каждые три с половиной минуты тот издавал резкий звуковой сигнал. Интервал был рассчитан так, чтобы вызвать у адвокатов максимальное раздражение: каждый новый писк раздавался буквально через несколько секунд после того, как они забывали о предыдущем.

Винс заранее узнал, какие адвокаты будут присутствовать на заседании, и мучил их последние двое суток. К тому времени, как они попали в душный бункер, их нервы были на пределе, а настроение – на нуле. Из шести юристов профсоюза пятеро болели гриппом, двое – невыявленным мононуклеозом, а у троих вросли ногти на ногах. Другой стороне досталась смесь солнечных ожогов, герпеса и ушных инфекций. Посредник, обычно веселый и жизнерадостный, за всю встречу не произнес ни слова. Винс наградил его такой ужасной гонореей, что всякий раз, когда он шел по нужде, ему приходилось кусать галстук, чтобы не закричать.