Мой мальчик - Ник Хорнби

— Почему вы так реагируете на все, что я говорю?

— Как?

— Ну, издаете этот хмыкающий звук?

— Извините… Просто… Я просто абсолютно не разбираюсь в этапах детского развития, в каком возрасте что им положено делать, и тому подобное. Но я знаю, что уже в этом возрасте нельзя верить ничему из того, что мужчина говорит о своих чувствах.

Фиона невидяще уставилась на свой бокал "Гиннесса".

— И когда же это проходит, по вашему компетентному мнению? — В последних двух словах звучали металлические нотки, но Уилл не обратил внимания.

— Лет в семьдесят — восемьдесят, тогда он начнет говорить правду в самые неподходящие моменты, чтобы шокировать людей.

— Я до этого не доживу.

— Ага.

Она направилась к бару, чтобы взять ему еще пива, а потом, вернувшись, тяжело опустилась на стул.

— Но почему именно вы?

— Я только что вам сказал. Ему не нужно никакое мужское влияние. Он сказал это, просто чтобы добиться своего.

— Я понимаю, понимаю. Но почему он так сильно хочет с вами видеться, что так со мной поступает?

— Не знаю.

— Вы действительно не знаете?

— Действительно.

— Может, лучше, если он не будет с вами видеться.

Уилл ничего не сказал. Опыт их вчерашнего разговора научил его кое-чему.

— Как вы думаете?

— Никак.

— Что?

— Никак не думаю. Я ничего не думаю. Вы его мать, вы принимаете решения.

— Но теперь и вы в этом участвуете. Он продолжает приходить к вам домой. Вы покупаете ему кроcсовки. Он живет собственной жизнью, которую я не могу контролировать, так что придется это делать вам.

— Я не собираюсь ничего контролировать.

— В таком случае лучше ему с вами больше не видеться.

— Вы это уже говорили. А что мне делать, если он позвонит в дверь?

— Не впускайте его.

— Хорошо.

— Просто, если вы не готовы подумать над тем, как мне помочь, лучше в это не ввязывайтесь.

— Хорошо.

— Господи, какой же вы все-таки эгоистичный ублюдок!

— А я живу сам по себе. Один. Я не ставлю свои интересы выше чьих-то, потому что, кроме меня, никого больше и нет.

— Теперь есть еще он. Вы не можете так просто отгородиться от жизни.

Уилл был практически уверен, что в этом она ошибается. От жизни можно отгородиться. Если ты не отвечаешь, когда она звонит тебе в дверь, то каким образом ей удастся попасть внутрь?

Маркусу не понравилось, что мама собирается поговорить с Уиллом. Еще некоторое время назад он бы этому обрадовался, но сейчас уже понимал, что он, мама, Уилл, Нед и еще один малыш вряд ли будут жить вместе в квартире Уилла. Начнем с того, что Неда не существовало, и с того (если можно начать дважды), что Фиона и Уилл не очень-то симпатизировали друг другу, да к тому же квартира Уилла была слишком мала для всех них, пусть даже их, как выяснилось, оказалось меньше, чем он думал.

Но теперь все слишком много знали, и было слишком много тем, обсуждение которых в его отсутствие было нежелательным. Он не хотел, чтобы Уилл разговаривал с мамой о больнице, а то как бы она опять не тронулась; ему также не хотелось, чтобы Уилл рассказал его маме, как он пытался шантажом заставить его пойти с ней на свидание; еще ему не хотелось, чтобы мама рассказала Уиллу, сколько времени в день ему разрешено смотреть телевизор, чтобы Уилл не вздумал его выключать, когда Маркус будет у него в гостях… Насколько он мог судить, любая тема разговора сулила неприятности.

Она ушла всего на несколько часов после вечернего чая, так что ей не пришлось искать никого, чтобы посидеть с ним; он закрыл дверь на цепочку, сделал домашнее задание, немного посмотрел телевизор, поиграл на компьютере и стал ждать ее. В пять минут десятого раздался условный звонок в дверь. Он впустил ее и уставился ей в лицо, пытаясь угадать, насколько расстроенной и злой она вернулась, но вроде все было нормально.

— Ты хорошо провела время?

— Нормально.

— Что это означает?

— Он не очень-то милый человек, не так ли?

— Мне кажется, он милый. Он купил мне кроссовки.

— Ты туда больше не пойдешь.

— Ты не можешь мне запретить.

— Не могу, но он тебе просто не откроет, так что это пустая трата времени.

— А откуда ты знаешь, что он мне не откроет?

— Потому что он мне так сказал.

Маркус легко представил, как Уилл это говорит, но волноваться было не из-за чего. Он знал, что у Уилла в квартире очень громкий звонок, а времени звонить в него у Маркуса предостаточно.

Маркус должен был пойти поговорить с директором школы по поводу своих кроссовок. Его мама нажаловалась в школе, несмотря на то что Маркус говорил ем, умолял ее не делать этого. Они так долго спорили по этому поводу, что к директрисе он пошел только спустя несколько дней после инцидента. Так что теперь у него был выбор: он мог наврать директору, что понятия не имеет, кто украл его кроссовки, и при этом выглядеть идиотом, или рассказать ей все как есть, и потом расстаться с ботинками, курткой, рубашкой, штанами, трусами и, может быть, глазом или кусочком уха по дороге домой. Так что над выбором ему долго раздумывать не пришлось.

Он отправился к кабинет директора в начале большой перемены, как велела ему классная руководительница, но миссис Моррисон была не готова его принять; через дверь было слышно, как она на кого-то кричит. Сначала он ждал один, но потом на последний стул из тех, что стояли перед кабинетом, села Элли Маккрей, угрюмая, неопрятная девчонка из десятого класса, которая собственноручно откромсала себе ножницами волосы и красила губы черной помадой. Элли была знаменита. У нее вечно были проблемы то с одним, то с другим — и всегда серьезнее некуда.

Сначала они сидели молча, но потом Маркус решил попробовать с ней поговорить; мама всегда убеждала его в необходимости разговаривать с ребятами из школы.

— Привет, Элли, — сказал он. Она посмотрела на него и, хохотнув, горько покачала головой и отвернулась. Маркус не обиделся. Вообще-то, он чуть не рассмеялся. Хотел бы он в этот момент иметь под рукой видеокамеру. Он бы с удовольствием продемонстрировал своей маме, что происходит, когда пытаешься заговорить с кем-нибудь в школе, особенно если это кто-то старше тебя и тем более с девочкой. Больше он этого делать не будет.

— Как это так получается, что каждый маленький вонючий сопливый засранец знает мое имя?

Маркус поверить не мог, что она говорит с ним, а когда взглянул на нее, ему показалось, что у него есть причины в этом сомневаться, потому что она по-прежнему смотрела в сторону. Он решил не отвечать.