Протокол - Жан-Мари Гюстав Леклезио

«I am looking forward to the Shetlands»[24].

Мимо шли люди, они показывали детям белые корабли на синих волнах. Час спустя я уже был на Гран-Пляс с фонтаном в центре и зашел в кафе. Там сидела одна девица, Мартина Прео, вы вроде знакомы. Я сказал ей, что Жерар, а может, Франсуа, короче, брюнет в розовой рубашке видел, как ты шла к Старой Гавани. И вот что она ответила:

«Да он рехнулся, я видела Мишель в другом Кафе, ниже по улице. Она была с американцем».

Я спросил:

«С американцем? То есть с американским моряком?»

Она ответила:

«Да не с моряком, а просто с американцем. С туристом».

Я спросил, как она думает, застану ли я тебя в том заведении. Она сказала:

«Понятия не имею, но, может, она все еще там, времени прошло всего ничего».

Помолчала и добавила:

«Возьмите да сходите, сами убедитесь».

В другом Кафе тебя не оказалось — если ты вообще там была. Бармен мне ничем не помог. Он ничего не знал. Не хотел ничего знать. Нужно было его «подмазать», но я не мог, хотя сел за столик и выпил гренадина с содовой.

Я не знал, чем себя занять, а думать по большей части могу, только если что-нибудь рисую, вот и вырвал первую страницу из школьной тетради и начертил план города, заштриховав те места, где ты могла быть. На это ушел почти час. Список мест в порядке важности выглядел так:

дома

в кафе на Площади

в магазинах на Проспекте

на берегу моря

в церкви

на автовокзале

на улице Смолетт

на Новой улице

на спуске Кротти

Потом я встал, заплатил за гренадин и отправился на поиски. У меня оставалось не больше 50 франков. К счастью, были еще [

Что, что ты мне сказала. Он был коротко стриженный, слегка обрюзгший, с огромными жирными ножищами. Наступил вечер, я прошел к стойке и заказал стаканчик красного.

Сначала я не собирался напиваться. Если бы хотел, начал бы с пива; не выношу красное вино. Если пью красное, вечно потом блюю, а мне это не слишком нравится. То же с испражнениями — не люблю думать, что оставляю где-то часть себя. Хочу оставаться целостным.

В этот раз я напился, потому что в кармане лежали 5000 франков, заняться было нечем, а американца я знать не знал. Сначала я сказал:

«Налейте красного»

а мог бы сказать:

«Один Мисти Айлей»

или:

«Эспрессо и два круассана».

Важно, что потом я чувствовал себя слишком усталым, чтобы произносить другие слова, вот и бубнил:

«Повторите».

«Красного?»

Кивок.

Происходило нечто странное: Бар был битком набит, официанты сновали туда-сюда, а ты сидела у двери с тем америкосом. Я оглядывал вас, одного за другим, и все вы делали одно и то же — пили, болтали, закидывали ногу на ногу, улыбались, курили, выпуская дым из ноздрей. У всех вас были лица, руки и ноги, затылки, причинные места, бедра, ляжки и рты. Руки ваши лежали на столе, и кожа чуть ниже локтей покраснела и как бы замялась, закраины века у слезных желез припухли, на пояснице, в районе крестца, выделялись две ямочки, уши напоминали витые раковины, отлитые в одной и той же форме, до отвращения одинаковые. Ни у кого из вас я не увидел, скажем, двух ртов или ноги на месте левого глаза. Все вы говорили разом и рассказывали одни и те же истории. Все вы, абсолютно все, были похожи один на другого. Вы жили по двое, по трое, вчетвером, впятером, вшестером, вдесятером, вдвадцатидевятером, встовосьмидесятиром и т. д. и т. п.

От скуки я пытался читать по губам:

Сюзанна в клинике.

Да никогда в жизни, зачем? Нету резона!

Все из-за Жоржа, видел его намедни вечером, в Мехико, он.

В каком-то смысле, так и есть. Но Ионеско не слишком хорош, если спросят, скажешь, что это Хэм! Дать сигаретку, Жан-Клод? Ты знаешь кружку неосветленного есть двадцать франков.

Это Анри, дружок Джеки. Я

Эй, в чем дело?

Хотите правду? Знаете, как обстоят дела на самом деле?

не слишком современный, он в принципе одного типа со мной

Надоело, уходим?

В четверг, когда шел дождь, все получилось свернул дела в Ситэ я разгружаю ящики два поставить пластинку — плевое дело.

Я принял душ. Он сказал.

Он развлекает вас разными историями, они хороши, спору нет, но надоедает, и нет больше реалистичные, например Монье, Анри Монье.

Еще и десяти нет, подождем в

Я все-таки съездил в Монако теперь все пропало здесь?

раз в неделю платят неплохо можно размяться на следующей игре я пас

Привет, Клод! Дела все так же одно правдивое словцо во всем этом без пяти. Уверен, он придет, обещался до последнего.

Но во всем этом не было никакого смысла — ни в словах, ни в речах. Все вы были мужчинами и женщинами, и я никогда так остро не ощущал вас одной породой. Мне вдруг захотелось сбежать к муравьям и узнать о них так же много, как о вас.

Я выпил еще четыре или пять стаканов; я ничего не ел, а от спиртного на голодный желудок мне всегда становится плохо. Итак, я сидел в баре и вылакал бутылку, да нет, больше, красного вина.

Вкус во рту был гадостный. От жары и духоты я весь взмок. Помню, что вырвал листок из тетради и написал в центре,

Протокол катастрофы,

случившейся в муравейнике.

Сбоку я написал текст, но содержания не помню, потому что потерял его. Кажется, рассуждал о порошке, о грудах белого порошка.

Я вышел из Бара здорово поддатый.

Проходя мимо вашего столика, я заметил, что ты показываешь американцу фотографии. Мне было ужасно нехорошо, и я долго гулял по Старому городу. Шел, пошатываясь, цепляясь за стены. Дважды сблевал в водосточный желоб. Понятия не имел ни о времени, ни о том, что делаю. Присел на край Фонтана Сен-Франсуа; пристроил рядом пакеты с едой и школьную тетрадь. Выкурил две сигареты подряд. Дул прохладный ветерок, шевеля маркизы над дверьми магазинов.

Спичечный коробок был пуст; я воткнул горелую спичку в крышку, сделал парус из клочка бумаги и пустил кораблик в фонтан. Он закачался, запетлял на черной воде, и ветер погнал его к центру. С минуту я следил за ним взглядом, а потом вдруг потерял из виду. Сверкающие брызги накрыли его, окутав легким туманом. Вода забурлила, в несколько секунд утянула суденышко вниз, и оно подобно тени растаяло в серо-черной бездне.