Письма с острова Скай - Джессика Брокмоул

Вся тыльная стена двухэтажного коттеджа, та, что выходит на море, переливалась цветом. Как будто итальянскую фреску каким-то чудом занесло на Гебриды. Беленую поверхность покрывали пятна и линии картин. Некоторые из них пришли прямо из гэльских легенд и колыбельных, которыми убаюкивала меня мама: женщины-шелки, выскальзывающие из своих тюленьих шкур на берегу; кольцо фей, танцующих вокруг дрожащего зеленого пламени; одетая в лепестки роз девушка, сидящая на скале и роняющая в море слезы. Картины сливались и переходили одна в другую: пара, танцующая вальс; блюдо с апельсинами; розовая жемчужина, мерцающая в открытой раковине. Затем шли образы, которые, как я догадалась, могли относиться только к прошлой войне: фургон «скорой помощи», несущийся сквозь взрывы мимо отрядов марширующих мальчиков. Водитель фургона выглядывал из окна кабины, его лицо склонилось в сторону залива, и в его зеленовато-карих глазах, клянусь тебе, плясали искорки.

— Это она нарисовала, — раздался голос за спиной. — Во время Великой войны, пока ждала.

Женщина была маленькой и опрятной, с черными, пронзительными, как у вороны, глазами. Чуть поодаль тарахтел древний грузовичок.

— Мне сказали, что в Портри кто-то расспрашивал об Элспет Данн.

Я смогла только кивнуть.

— И эти дураки послали тебя сюда. — Она плотнее запахнула шаль на своей груди. — Поехали-ка со мной.

Она взяла меня под руку, но я уперлась. У меня был трудный день.

— Ох, у тебя характер Элспет. Девчонкой она вечно ходила с насупленными бровями. В тебе я вижу то же самое, Маргарет Данн. — Должно быть, мое удивление было заметным, поскольку ее глаза внезапно смягчились и она улыбнулась. — Я твоя бабушка. Я ждала тебя.

А я-то думала, что она ни слова не знает по-английски и уж тем более не пишет и не читает на этом языке. Я всегда воспринимала ее как далекую бабку со Ская, слишком занятую своей фермой, чтобы навестить нас в Эдинбурге. Но это не означало, что ей не было до нас дела. Сколько себя помню, она присылала моей матери письма на гэльском языке каждый месяц. Но, Пол, оказывается, мама писала бабушке еженедельно! Она слала на остров убористо исписанные страницы, рассказывая о каждом моем шаге, о каждой моей мечте, о каждом желании, которое я загадывала перед сном. И фотографии! Мой первый день в школе, первый выпавший зуб, мой десятый день рождения, моя конфирмация — все заснятое на мамину старенькую складную фотокамеру. Бабушка сохранила все письма в сундуке в изножье кровати, а снимки подоткнула под крышку. Будучи далеко от Эдинбурга, она никогда не была далеко от нас.

Я уже целую неделю живу в бабушкином доме, знакомлюсь со своей семьей, о существовании которой не знала, и брожу по холмам и скалам с мыслями о тебе. Я представляю, сколько замечательных прогулок мы с тобой могли бы здесь совершить, и как ты помог бы мне во всем разобраться, и как потом взял бы за руку, а я почувствовала бы себя такой же счастливой, как тогда, когда сказала тебе в Плимуте «да». Не знаю, что бы я делала без тебя.

Люблю,

Мэйзи.

Лондон, Англия

16 августа 1940 года

Уважаемый сэр, мадам!

Много лет назад по этому адресу проживала женщина по имени Ив Хейл, в девичестве Грэм, с мужем и дочерью. Мне неизвестно, живут ли они здесь до сих пор или переехали из Терре-Хот, и я буду признательна за любую информацию, которой Вы сочтете возможным поделиться. Я давно потеряла связь с этой семьей и хотела бы возобновить отношения. Ив — сестра моего старого друга.

Если у Вас есть какие-либо сведения об их нынешнем местопребывании, прошу Вас связаться со мной. Пожалуйста, пишите на адрес гостиницы «Лэнгхэм» в Лондоне. Заранее благодарю.

С уважением,

миссис Элспет Данн.

Сен-Женевьев, Париж, Франция

28 апреля 1916 года

Моя Сью!

Миллион извинений за то, что не писал раньше!

Ты, должно быть, места себе не находишь от беспокойства, получив от меня за все это время только госпитальную карточку, но я был не в состоянии писать. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Думаю, ты заслуживаешь того, чтобы знать больше.

Я работал на маршруте, который вел к посту возле крайнего окопа. Достаточно близко, чтобы «понюхать ада», как говорят. Раненых еще не начали подносить из-за плотного обстрела, поэтому я уселся в землянке и стал ждать. Довольно скоро заметил, как на насыпь перед землянкой взбираются санитары. Подъем был рискованным, так как насыпь находилась в поле зрения немецких стрелков. Ночь стояла лунная, и настал такой момент, когда оба санитара с носилками оказались на гребне, освещенные луной. Момент продлился достаточно долго, чтобы по ним открыли огонь.

Я увидел, что носилки упали, и побежал наверх. Одного из санитаров задело осколком, но раненый, что лежал на носилках, вроде пострадал не сильно. Сначала я стащил к землянке упавшего санитара, а потом помог с носилками второму. По нам опять начали стрелять. Один снаряд упал довольно близко, и меня ранило в плечо и правую ногу. Каким-то образом мы сумели втащить в фургон всех раненых — и того, что на носилках, и санитара. Второй санитар помог залезть мне, но вести машину я был не в силах.

Мои раны оказались не так уж серьезны, однако в них попала инфекция, и меня долго мучила лихорадка. Меня переводили несколько раз все глубже в тыл, пока я не оказался опять в Париже. Сью, прости. Знаю, ты заволновалась, получив ту карточку, где говорилось, что я в госпитале. Французские врачи вставили мне в рану дренажные трубки, и несколько недель я не мог двигать правой рукой. И ни одна из медсестер не говорила по-английски, так что и продиктовать письмо не было возможности. Плечо у меня до сих пор побаливает, и пишу я кусками, с перерывами на отдых. Но в моем лихорадочном бреду ты всегда была рядом со мной.

Твой Дэйви

P. S. Пожалуйста, пожалуйста, пришли мне каких-нибудь книг! Не знаю, сколько еще пробуду в госпитале, но я уже на стену лезу оттого, что мне нечего читать.

Гостиница «Републик», Париж, Франция

6 мая 1916 года

Моя дорогая, смешная девочка! Когда я просил у тебя что-нибудь почитать, то, конечно, не желал обеспокоить тебя подбором книг. Но Луиза Мэй Олкотт? Ты действительно схватила первое, что попалось под руку, перед тем как выскочить за дверь! Однако я не могу понять, как ты одолела десятичасовое путешествие на поезде, имея с собой только «Ребят Джо». Вот что получается, когда отправляешься в путь без чемодана! У тебя даже чистой пары носков не было. Хорошо, что я смог одолжить тебе свои. Верю, что когда-нибудь ты вернешь их мне.

Ты всегда присутствуешь в моих мыслях, но, снова увидев тебя вживую, я словно напился сладчайшего в мире бальзама и стал как новенький. Врачи и медсестры могут лечить меня ячменным отваром, мне все равно, потому что лучшее лекарство — это ты, и других снадобий мне не нужно.