Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин

Медлить было нельзя.

Дарган приготовился отдать приказ атаковать, и в этот момент самый прозорливый из чеченцев расставил ноги и веско произнес:

— Джигита Дени из тейпа Зелимхана я знал лично, он был моим другом.

Как только в воздухе растаяли последние звуки гортанного голоса, сотник приподнялся в седле.

— Разойдись, — как бы посоветовал он загораживавшим дорогу всадникам. всадникам.

Казачьи скакуны мигом расступились, между ними ринулись станичники из задних рядов, воздевшие шашки над башлыками. Дозорные, стоявшие первыми, не успели направить ружья на нападавших, они тут же попадали на землю с расколотыми черепами. Часовой, знавший главаря бандитов, выронил оружие, несколько клинков посекли его на части как куст чертополоха. Но горцы, державшиеся за ними, вскинули сабли вверх и оказали яростное сопротивление. Одни из них нажал на курок, пуля ударила в лезвие шашки, выбив ее из рук потянувшегося к абреку станичника. Освобожденный из плена ищерец дрался как зверь, он первым бросался на врага и рубил его в куски.

И все-таки оплошность была допущена. Лезгин, метавшийся возле ворот, тоже успел выстрелить из ружья, и слепой свинец угодил в лицо урядника Егорши. Тот прикрыл глаза ладонями и закачался в седле, стараясь удержаться на лошади. К нему подлетел старый воин Игнашка, схватил его коня под уздцы и поскакал к воротам, возле которых возились сразу несколько человек. Под ногами у них катался еще живой часовой, но помешать он уже ничем не мог.

— Николка, распахивай створки, — не повышая голоса, скомандовал Дарган. — Панкрат, ныряй в башню отыскивать лаз, Захарка, занимай со станичниками место на смотровой площадке. Как заметите абреков, дайте нам знак, а сами лупите по ним из всех ружей.

Захарка кошкой слетел с седла и пропал в узких дверях, туда же бросились несколько молодых воинов. Через мгновение на крыше башни раздался сдавленный вскрик, и мускулистое тело в черкеске смачно шмякнулось под стену. Второй сторож предпочел спрыгнуть с высоты саженей в десять. Он упал на крону дерева, перекувыркнувшись на ветвях, свалился на землю, но тут же вскочил, заковылял к зарослям кустарника и пропал. За ним никто не погнался, казаки занимались своими делами.

Панкрат старался выдернуть из рук убитого абрека горящий факел, но никак не мог этого сделать. Тогда хорунжий полоснул клинком по пальцам, подхватил дымящуюся деревяшку за черенок и сунулся в темноту каменного строения. Как и в первой башне, здесь в полу тоже было прорублено круглое отверстие, прикрытое дубовой крышкой. Казак отшвырнул настил к стене, сунул в яму пылающую головешку. И снова из колодца в нос ему ударил плотный дурной запах, в глазах защипало.

— Петрашка!.. — стараясь задавить кашель в груди, крикнул в черноту Панкрат. — Братка, отзовись, это мы, Панкрат с Захаркой. И батяка с нами.

Жуткая тишина попыталась обложить факелы слоем вонючего воздуха и загасить их, языки пламени не освещали ни стен колодца, ни его дна.

— Где лестница? — хорунжий завертелся на месте, пытаясь всмотреться в углы помещения.

— Нет ее здесь, Панкратка, в той башне ее заменял ствол дерева с суками, — подсказал кто-то из подскочивших казаков.

— Волоки жердину сюда. — Нету, Панкратка, ничего нету. — Давайте веревку с узляками, я сам спущусь.

Несколько рук ухватились за один конец каната, а другой бросили в яму, но никто не услышал звука от падения его на дно. Панкрат обхватил веревку ноговицами и заскользил вниз, изредка тормозя на узлах. Колодец оказался глубоким, канат едва достал до его дна. Казак почувствовал, что начинает задыхаться, чтобы не потерять равновесия, он раскинул руки по сторонам и наткнулся на камень, покрытый слизью. Под его ногами чавкала земля, она прогибалась как живая. Хорунжему казалось, что на дне ямы затаились полчища ядовитых змей, они ворочали скользкими телами, стараясь отползти в сторону и потом сделать смертельный бросок. Пространство вокруг по-прежнему тонуло в непроглядной тьме.

— Братцы, спускай сюда факелы, — крикнул Панкрат.

Но то ли яма была очень глубокой и голос казака не долетал до ее верха, успевая осесть на сырых стенах, то ли воздух был настолько плотным, что не пропускал звуки, но толку от крика не было никакого. Несколько раз хорунжий предпринимал попытки докричаться до станичников, но ответом ему было глухое молчание да тучи искр, сыпавшихся со смоляных чурок и гаснувших еще наверху. Наконец Панкрат вспомнил, что у него есть серники, чиркнул одним по картонке, посмотрел вокруг и сразу прижался к камням. Со всех сторон на него уставились черепа со сползшей на плечи кожей, под ногами тоже хлюпали разлагающиеся человеческие останки.

Казак схватился за канат, собираясь убираться из этого страшного места, когда его внимание привлек едва слышный шепот. Он повернулся на звук и увидел человека, прислонившегося к стене. На него тоже было страшно смотреть, но что-то заставило хорунжего придвинуться поближе. Заложник сидел в обществе еще двух доходяг, видимо, брошенных в колодец вместе с ним. Судя по раззявленным ртам, они были уже мертвы. А живой труп старался проглотить густой воздух, что-то знакомое было в его облике., И вдруг Панкрат признал в нем младшего брата. Издав рев смертельно раненного зверя, он сунулся в угол. Серник потух, выпал из пальцев, но казак успел подхватить Петрашку под плечи и в кромешной темноте подтащил его к канату. На ощупь обвязав веревку вокруг тела брата, он сильно дернул за конец. Петрашка сложился пополам и медленно поплыл к отверстию. Сколько прошло времени, Панкрат не помнил, но когда канат спустился обратно и он сам тоже очутился наверху, то упал на траву возле башни и долго не мог придти в себя. Его всего колотило и выкручивало до тех пор, пока не прозвучал голос батяки, призывавший станичников к бою.

Панкрат вытащил пистолет. Он был готов вогнать пулю в лоб любому абреку Он взобрался на коня, чувствуя, как наливается первобытным бешенством все его существо.

А вокруг вот-вот должна была начаться беспощадная бойня. Как только прозвучал первый выстрел, в крепости наступила тишина, второй заставил абреков заметаться по сторонам. Затем воины аллаха, остававшиеся на площади, подняли нестройные вопли, которые вскоре слились в единый гул. С каждым мгновением он нарастал и наконец стронулся с места. Послышались стук копыт и громкие крики, предрассветный полумрак разорвали ружейные залпы, эти звуки катились к башне, грозя снести ее вместе с казаками.

Захарка дождался, когда на улице показались передовые всадники, и в следующее мгновение пронзительно свистнул. Со смотровой площадки ударили сразу несколько ружей, начали стрелять и казаки, стоящие внизу. В боевых порядках противника поднялась паника, задние ряды напирали на передние, а те заворачивали морды лошадей назад.

Затолкнув полы черкески за ремень, Захарка птицей слетел с наблюдательной площадки и вскочил в седло. Панкрат перекинул Петрашку на холку его дончака, приказал одному из станичников сопровождать среднего брата и Егоршу, раненого в лицо, а сам вместе с остальными казаками занял оборону. Им нужно было продержаться до тех пор, пока конники покинут опасную зону. Ворота распахнулись, из крепости вылетели трое верховых вместе с бесчувственным Петрашкой и наметом поскакали к горным хребтам, закрывавшим вход в ущелье.