Коббл Хилл - Сесиль фон Зигесар

– Ты такая забавная, – Габби рассмеялась и открыла вторую за это утро банку газировки «Маунтин Дью». – Так, про палочки для еды писать не надо. Одна из ассистенток уже этим занимается. Она может написать статью, а я, если потребуется, ее доработаю. Кроме того, хотя ты больше знаешь и гораздо круче выглядишь, формально я теперь твой босс. Так что можешь написать разоблачительную статью о каком-нибудь пафосном ресторане полинезийской кухни в Тасмании. Хорошо бы, чтобы статья была в английском духе и все такое. Я попыталась позвонить и поговорить с кем-нибудь оттуда, но человек на другом конце провода был пьян и говорил неразборчиво.

Венди хихикнула. Габби, может, и нравились дурацкие фотографии тортов и пирогов, но делить с ней кабинет было весело.

– У меня есть друзья в Австралии. Может быть, они смогут мне помочь.

Габби нажала несколько кнопок на своем рабочем телефоне, заставляя его пищать и звенеть.

– Привет, Габби, – одна из ассистенток Enjoy! отозвалась по громкой связи.

– Напиши, пожалуйста, руководство по покупке палочек для еды, раз уж ты сама проделала всю работу. А еще закажи обед через час для меня и Венди в том индийском ресторане. Мы умираем с голоду. – Она повесила трубку. – Ты не против?

– Ты про обед?

Венди никогда не ела много за обедом – и уж точно не индийскую еду. В последнее время ей казалось, что они с Шай соревнуются – кто из них ест меньше.

– Мы тут в редакции обедаем, – твердо сказала Габби. – Эй, ты видела, они нашли голову? Там есть фотография и все такое.

Венди быстро встала, и ее кресло закружилось. Изображение на экране Габби выглядело довольно сюрреалистично: серое распухшее лицо, огромные голубые глаза, завитки длинных каштановых волос, ниспадающие на усыпанные водорослями камни, бледный разинутый рот, разорванная шея – и больше ничего.

Венди казалось, что она смотрит в зеркало.

Около минуты они молча разглядывали фотографию. Потом Габби выключила монитор.

– Упс, как быстро пролетел час. Пришло время обеда.

«Результаты ДНК-теста показывают, что кровь и волосы, найденные в гараже у Бельсито, совпадают с волосами на голове и теле жертвы. Поиски остальных конечностей продолжаются. Бельсито был задержан полицией Стейтен-Айленда и будет оставаться под стражей. В прошлом он злоупотреблял рецептурными лекарственными препаратами, и его трижды отстраняли от занятий в старшей школе, прежде чем он ее бросил. В мае Бельсито купил бензопилу в ближайшем магазине Lowe’s, а в августе приобрел вторую бензопилу большего размера в магазине Home Depot. Пряди волос Лейлани Димакис были обнаружены на лезвиях обеих пил».

Элизабет выключила радио, когда начался ежечасный отчет о фондовых рынках. Что-то в этом убийстве, в этих найденных частях тела, казалось, притягивало ее, напоминая о Таппере и доме. Такое случалось редко. Конечно, она о нем думала. Они были вместе – и порознь – достаточно долгое время. И эта тяга не была тоской или желанием; она больше походила на любопытство. Что делает Таппер? Создает что-то новое, привлекательное и прибыльное? Не спит ночами, смотрит телевизор и забывает поесть? Оскверняют ли уже тихие улочки Бруклина дурацкие тыквы и нелепые украшения? У Элизабет не было мобильного телефона, поэтому оставалось только гадать.

В любом случае ей скоро придется вернуться в Бруклин. Ей нужна была ванна, хорошая горячая еда и, возможно, немного человеческого общения. Когда им было по двадцать, Таппер взял с нее обещание – разговаривать по крайней мере с двумя людьми в день, чтобы «не утонуть в своей работе и не потерять связь с людьми, для которых она работает». Элизабет почти два месяца ни с кем не общалась. Хижина, которую она сняла для этого проекта, не отапливалась, и по ночам становилось холодно. Она могла бы поехать домой, в Коббл-Хилл, принять ванну и надеть халат. Таппер приготовил бы ей гамбургер из баранины, налил красного вина и поговорил бы с ней. Это было настолько предсказуемо и по-домашнему, что было почти невыносимо об этом думать. Но Элизабет скучала по нему или, точнее сказать, по мыслям о нем.

К тому же она не останется там надолго. Только до тех пор, пока не придумает для себя следующую работу. Этот проект в лесу был хорош. Каждый день она ненадолго создавала временную композицию из найденных ею предметов, лежащих у подножий деревьев, и фотографировала ее с помощью причудливого золотого телефона, который ей давали, но никогда не подключали к сотовой связи. Элизабет отправляла телефон по почте (она никогда не беспокоилась о загрузке или скачивании), и все эти фотографии выводились на стену в штаб-квартире Apple в Купертино, штат Калифорния, и ей за это щедро платили. Она сотрудничала с Apple много лет назад во время запуска очередного iPhone. Проект назывался «Найди себя». Элизабет построила лабиринт туннелей, которые вели к конечным зонам, где можно было собирать призы, варьирующиеся от пачки жевательной резинки до живых лягушек, от дизайнерских шлепанцев и мотка конского волоса до новенького iPhone. Проект был чрезвычайно популярен, и с Apple было приятно сотрудничать, так как они предоставляли дорогие призы и платили ей баснословные деньги.

Элизабет всегда находила способ получить деньги за свое искусство. Она умела убеждать, не говоря ни слова, уже одним своим присутствием. Обычно Элизабет получала то, что хотела, и никогда не останавливалась. Художник должен постоянно работать. Поэтому, как только она заканчивала один проект, она сразу же переходила к следующему.

Тапперу это было известно. Он хорошо ее знал. Они практически выросли вместе в Юнити, штате Мэн. С одиннадцати лет Таппер ходил за ней по пятам, пока она подбирала мертвых жуков и колючие ветки. А он тем временем пытался сделать лодку из камней. Вместе они проверяли себя на прочность, пытаясь понять, сколько времени могут провести босиком на снегу. Ее родители были вечно пьяными исландскими художниками, которые совсем не обращали на нее внимания. Родители Таппера думали, что их сын гей, потому что он не играл в хоккей. Таппер вслед за Элизабет переходил из колледжа в колледж, из института в институт, где она получала очередную степень: степень бакалавра изобразительных искусств в Калифорнийском институте искусств, степень магистра в области изящных искусств в Чикагском институте, академическую степень магистра искусств в Центре кураторских исследований Бард-колледжа, степень магистра и доктора наук в области истории сознания в Калифорнийском университете в Санта-Крузе. Вдвоем они работали в арт-резиденциях в Мак-Доуэлле, Яддо, Розуэлле и Кале. Образование у них было отменное. В конце концов они поженились. Из всех возможных мест они выбрали Лас-Вегас, где по-быстрому сыграли дурацкую свадьбу и Элизабет наконец сменила свое имя с Элизабет Фуксдоттир на Элизабет Полсен. На следующее же утро она уехала автостопом из города и не видела Таппера до тех пор, пока спустя пять месяцев не сломала запястье во время родео. Элизабет ехала на брыкающемся быке совершенно голая, покрытая живыми жуками и соусом барбекю.

Элизабет знала, что она эксцентрична. В Нью-Йорке было полно таких людей. Но Таппер решил на те немыслимые деньги, которые он заработал и продолжал зарабатывать на своем попугае ара, купить дом в Коббл-Хилл, где все про всех знали или думали, что знают. Коббл-Хилл, в отличие от Ред-Хука, не был богемным районом, поэтому на его улицах Элизабет неизбежно привлекала внимание. Она была заметной девушкой: выше шести футов ростом и тонкой, как тростинка (ее любимой едой были водка и витамины), с белокурой косой до пояса. Элизабет сама шила себе одежду: находила что-нибудь подходящее в лотках для распродажи в винтажных магазинах и переделывала. Ей нравилось носить одежду из винила, потому что он был прочным, теплым и водонепроницаемым. И она никогда не носила бюстгальтеров, потому что они неудобные. В Коббл-Хилл в основном селились родители с маленькими детьми, их дети для них были то же, что для Элизабет – ее искусство. Больше всего в соседях Элизабет беспокоило то, что они были так благополучны, так довольны своей жизнью.