Армия древних роботов - Александр Шакилов

Мокрый, грязный, дрожащий Мазарид оказывается на кочке, лицом в папоротниках. На шею ему садится мелкий жучара, а когда из ушей вытекает вся вода, он вновь слышит рев, грохот и крики боя. Перевернувшись на спину и выставив перед собой автомат, он видит смеющиеся глаза в обрамлении светло-зеленых и темно-зеленых полос. Тут же, не раздумывая, он жмет на спуск, чем заставляет самку расхохотаться, потому что автомат не стреляет, в магазине ведь нет патронов. Вскочив на ноги, он отщелкивает пустой магазин, а полный, выдернутый из подсумка, вставляет в автомат. И тут же Мазарид валится в папоротники – это самка уронила его умелой подсечкой и сама навалилась сверху. Над ними проносится с десяток стрел со стороны чистяков и тут же летит ответ от наследников – что-то шарообразное, потрескивающее молниями, то есть выпущенное на волю из оружия спасителей.

– Живой, майор? – самка дышит в лицо Мазариду. – Так и живи, не лезь на рожон. Тебе еще беглеца надо взять, забыл?

Ее дыхание пахнет мятой и медом.

– Самка, ты почему меня спасла? Зачем помогаешь? – Такое впервые с Мазаридом: он теряет контроль и самообладание, стоит ей возникнуть рядом, он совершает глупые и смертельно опасные поступки. Это какое-то наваждение, какая-то болезнь!..

Не целясь, самка стреляет из арбалета в толстого – поперек себя шире – чистяка, неуклюже прыгающего к ним по кочкам, и болтом пробивает ему кадык. Толстяк падает в воду, не допрыгнув до следующей кочки, и сучит руками и ногами.

– Ничего личного, майор. Это моя работа. Мне за это платят. – Она трет у него перед носом сине-зеленым от татуировок большим пальцем о средний и указательный. – Я не устраивала для тебя засады, майор. Чистяки были неподалеку отсюда, они рыли могилы, и я об этом знала, но все ведь должно было произойти тихо, а ты открыл огонь из громкого оружия древних и тем привлек их. Ты сам во всем виноват.

Сквозь грохот боя Мазарид различает гул движков приближающегося дирижабля. Эвакуация. Надо выводить взвод с проклятого болота, ставшего для многих последним пристанищем, надо организовать…

И тут он замечает Шершня.

Будучи врагом всего народа наследников, он добровольно, без принуждения сражается с мерзкими чистяками – и сражается храбро, в самой гуще боя! У него уже разорвана в клочья мембрана левого крыла, так что взлететь он не может, но он еще может высоко подпрыгивать и быстро падать на врага сверху, и кромсать его остро заточенными кромками крыльев. Шершень весь – от стоп до кончиков рогов – облеплен кровью и кусочками человеческой плоти, обломками костей и содержимым вспоротых внутренностей. Его огромные глаза горят, а рот свирепо ощерен. Его окружают вооруженные алебардами чистяки, и он вертится на месте как юла, как лопасти движка дирижабля – он убивает, он режет, он рубит без остановки, на одном дыхании, как будто смерти нет для него!

А противники убивают, режут и рубят его.

Мазарид видит, как лезвие алебарды отсекает Шершню правое крыло. Это лишь на мгновение замедляет Шершня. Покачнувшись, он кричит тонко, пронзительно – и его боевое вращение становится вдвое быстрее прежнего, хотя, казалось бы, быстрее уже просто невозможно. Следующий удар алебардой приходится плашмя ему в голову – и ренегат падает на колени, глаза его закрываются, по нему ручьями стекает чужая кровь… Ему тут же, пока не пришел в себя, отсекают второе крыло и, повалив, отрубают ему ногу по колено. А уже в следующий миг Мазарид врывается в круг палачей, желавших медленно и изощренно казнить пироса. Мазарид безжалостно ломает чистякам кости и перешибает их хлипенькие хребты, он вырывает когтями куски плоти и перегрызает глотки, он откусывает конечности и вываливает из брюшин кишки. Пули, наконечники и кромки лезвий высекают искры из его протеза и вскользь, как бы опасаясь навредить ему, щупают его полосатое тело, покрытое струпьями и язвами.

Над болотом нависает гулко жужжащая туша дирижабля. Проклюнувшись через бойницу боевого отделения, отчаянно стрекочет пулемет. Успев скосить с десяток чистяков, он почти сразу смолкает – то ли заклинило, то ли ленту перекосило, или же потому, что к нему устремилась непроглядная туча стрел, и кому-то из экипажа, вставшему за станок, не повезло…

– Эвакуация! – рычит Мазарид, надеясь, что хоть кто-нибудь его услышит.

Он сгребает в охапку то, что осталось от Шершня и, перепрыгивая через лужи крови, через изувеченные и почти целые тела, несется к тросам, свисающим из боевого отделения дирижабля.

Он видит, как, продолжая стрелять по врагу, тайгеры и рептилусы по двое пристегиваются карабинами к десантным тросам.

…И ему бы с Шершнем не досталось теплого местечка на дирижабле – на второй подъем времени уже точно не было, – если бы чистяки не поперли с удвоенной решимостью, не желая отпускать последних выживших наследников восвояси, и если бы на одном из тросов не повисли два трупа. Мазарид сам не понял, как сумел допрыгнуть до них, поднявшихся уже на значительную высоту. Не понял, как не уронил при этом истекающего кровью и скользкого, как уж, Шершня. Как сумел удержаться на тросе, удержать беглеца и при этом еще отстегнуть трупы. Как в него не попали ни одной стрелой, как не изрешетили пулями. Как не заклинило дымящуюся от перегруза лебедку, включенную на самую высокую скорость… Двум другим лебедкам, кстати, поднимать уже было некого, и когда дирижабль, резко ускорившись, метнулся к лесовнику, чтобы за деревьями скрыться от плотного огня снизу, командир экипажа отдал приказ обрубить тросы, потому что бездыханные тела на их концах цеплялись за сплетения крон точно якоря…

Но прежде чем дирижабль окончательно покинул сектор болота, майор Мазарид мысленно попрощался со всеми погибшими воинами, со всем взводом. Он так и не высмотрел внизу самку-следопыта.

– Вот и все… – Мазарид повернулся к ренегату.

Кто бы знал, как же ему хотелось схватить Шершня за горло и сжимать пальцы медленно и долго, с наслаждением наблюдая, как уходит жизнь из предателя. Вместо этого он достал из кармана разгрузки аптечку и, вколов пиросу обезболивающего, специальными порошками и накладками остановил ему кровь. Затем плотно перебинтовал культи. Большего для ястребка он сделать не мог, он ведь солдат, а не медик.

– Где Главный Активатор? – Мазарид должен был задать этот вопрос раньше, как только они оказались в боевом отделении дирижабля, но после того, что случилось внизу, он боялся услышать ответ. Боялся узнать, что целый взвод наследников погиб напрасно.

На лице Шершня возникла гнусная улыбка. Он издал с помощью языка, губ и зубов что-то среднее между посвистом и скрежетом, каким самец-птер сообщает всей округе, что готов к спариванию, и подмигнул Мазариду:

– А она ничего. Та самка, что выследила меня и навела тебя, босс. Я бы с ней завел потомство.

От неожиданности Мазарид закашлялся, едва успев прикрыть рот ладонью. На слипшейся шерсти заалели крохотные капельки крови – расплата за купание в радиоактивном озере.

До самого Минаполиса Шершень корчил из себя страстного птера: скрежетал и свистел.