Открытие колбасы "карри" - Уве Тимм

Она возвращалась домой на подножке переполненного поезда, крепко вцепившись в поручни. Несмотря на то что этот осенний день был теплый и тихий, от встречного ветра путались волосы и мерзли руки. Вскоре они совсем окоченели. Слава Богу, материал костюма был еще довоенный, добротный, из настоящей овечьей шерсти. Теперь Лена жалела, что не надела пальто, сочтя его не подходящим для такой деловой поездки. Еще она сердилась на себя за то, что сшила из брюк юбку, поскольку во время езды ветер залетал под нее, а если у Лены замерзал низ живота, ей всегда хотелось писать. Надо было бы сделать это заранее, но тогда для нее не нашлось бы места на подножке. А теперь она ехала домой и не могла думать ни об обмене, ни о колбасках, ни о виски, ее мысли были сосредоточены только на одном: как бы не надуть в штаны, поскольку женщине по природе значительно труднее терпеть, нежели мужчине. Поезд мчался вдоль телеграфной линии. Она попыталась отвлечься, считая мачты: триста двадцать семь, триста двадцать восемь, триста двадцать девять. Рядом с ней стоял мужчина в кожаном пальто офицера военно-воздушных сил с рюкзаком за спиной, если верить его рассказу, он возвращался из поездки за продуктами, обменивал у крестьян фамильное серебро на масло и шпик. «Надо только видеть, как они поднаторели, – разглядывают приборы, говорят, датское серебро, стиль модерн. Был один случай. Вы не слышали? Какой-то мешочник приходит к крестьянке и показывает ей Пикассо. Она говорит: «Нет, спасибо, мы собираем только Брака».

Тут Лена Брюкер рассмеялась, но она смеялась не над остротой, потому что фамилия Брак ничего ей не говорила, она смеялась потому, что ей стало хорошо, потому что наконец, наконец-то она облегчилась, она чувствовала, как теплая жидкость стекает по ее ногам, и смеялась все громче.

Она посмотрела вниз и увидела, что брызги попали на брючину мужчины. Тот в недоумении спросил, отчего она так безудержно смеется.

«Да я обмочилась», – выдавила она наконец из себя. «Вы тоже совершили удачный обмен?» – «Да. Теперь я буду самостоятельной», – сказала она и подставила ветру лицо.

Солнце светило сквозь белесое марево. На выгоне поднялась лошадь и какое-то время галопом удирала от поезда. В это мгновение Лена вдруг вспомнила, что может предложить для обмена еще одну вещь: серебряный значок конника, доставшийся ей от Бремера.

В тот же вечер Лена Брюкер отправилась в гости к Хельге, подруге с того времени, когда они вместе служили в ведомстве. Хельга являлась обладательницей ценного состояния: она отлично говорила по-английски. Сразу после отмены для англичан закона о запрете тесных дружеских отношений с населением она познакомилась с одним английским майором. Он коллекционировал немецкие ордена и знаки почета. Это был коллекционер особой породы, такими бывают исключительно англичане. У них настоящий нюх на самое необычное. Не то что грубые неотесанные техасцы, которым можно сразу всучить три шапки Геринга разного размера. Майор уже собрал довольно внушительную коллекцию: Железные кресты первой и второй степени, знаки за ранения: черные, серебряные и золотые, значки всех степеней за ближний бой, Немецкий крест в золоте (простреленный пулей), значок Нарвика, штурвального подводной лодки, маленькой подводной лодки, но среди них были и редкие ордена, такие, как Рыцарский крест с мечами и дубовыми листьями – в те времена орден был еще без бриллиантов, – и тут он узнает о серебряном значке конника. Майор лично пришел на Брюдерштрассе, преодолел три лестничных марша – и вот он уже держит в руках этот значок, который боцман Бремер оставил на своей морской форме, этот абсолютно не военный значок, на котором изображен мужчина, готовящий лошадь к выездке. «Настоящее виски?» Майор только рассмеялся. Он сам бы с удовольствием приобрел его. Он может предложить древесину. В британской оккупационной администрации он отвечал за охрану Люнебургских лесов. Их вырубали и в виде пиломатериалов переправляли в Англию, якобы по репарации. Лена Брюкер попросила свою подругу узнать у господина майора, что он может предложить за этот серебряный значок. Подарок на память. Хельга сказала ему что-то, майор сунул под левую мышку стек, снял с правой руки удивительно мягкую кожаную коричневую перчатку и положил на ладонь серебряный значок конника, который Лена отполировала до блеска. Потом сказал: «Well» и еще какие-то слова, тоже по-английски, которые подруга перевела как двадцать четыре фестметра древесины, что было очень много. Он опять сказал что-то, и подруга снова перевела: все это можно распилить на доски или брус. И Лена Брюкер согласилась: «О'кей».

Дома она прочитала в словаре (популярном издании): один фестметр древесины равен одному кубическому метру: Получи она этот лес, это составило бы объем из шести метров на четыре и высотой в один метр, или три на четыре метра, но тогда уже высотой в два метра. Она испугалась. Уж очень много. За один-то значок. Но ведь лес и древесина не являлись собственностью майора. Куда же девать ей эти бревна? Значит, надо загодя выменять их на что-нибудь. Да и на кой ей этот лес, ей нужны жареные колбаски, а еще растительное масло для картофельных оладий, которыми она тоже намеревалась торговать, но настоящее растительное масло, а не то, что накануне ей предложила фрау Клаусен: старое моторное.

«Растительное масло? Да, знаю тут одного, – ответил ей сведущий в таких вопросах спекулянт, к которому Лене Брюкер посоветовали обратиться, – этот, конечно, может помочь, вот только доски ему уж точно не нужны. Это советник английской интендантской службы, которому полностью подчинен продовольственный склад в Солтау, лысый коротышка, да еще и альбинос, но жена у него… что надо. – И спекулянт смачно поцеловал кончики своих пальцев с накрашенными ногтями. – Волосы – чистое золото, настоящий водопад. Ковры, серебро, гранатовые украшения – все это альбинос, не задумываясь, бросает к ногам своей жены, только так он может задобрить ее».

С колен фрау Брюкер упал клубок голубой пряжи и покатился по комнате. Я поднял его.

– Смотай, пожалуйста, только не запутай.

Во всяком случае, это было уже кое-что, поскольку она прослышала об одном человеке, вернувшемся из советской оккупационной зоны, обладателе трехсот шкурок сибирской белки, в свою очередь привезенных русским штабным офицером из Сибири. Тот человек хотел обменять эти шкурки на хлороформ, и его не интересовали ни брус, ни доски. По счастью, кто-то подсказал ей, что главврач женской клиники ищет для восстановления своей сгоревшей виллы стропила и доски для пола.

Теперь надо было как-то завлечь в сети советника интендантской службы, вернее, его жену, чтобы получить виски, кетчуп и растительное масло для картофельных оладий. Она решила лишь чуть-чуть добавлять в них опилок, но цену все равно придется поднять.

Если получится так, как она задумала, ее усилия окупятся. Через посредничество все того же всемогущего спекулянта она договорилась о встрече с советником интендантской службы, попросила Хельгу помочь ей с переводом и уехала в Отмаршен, где жил владелец трехсот беличьих шкурок, бывший полковник танковых войск, удостоенный Рыцарского креста с дубовыми листьями. Вместе с Хельгой Лена Брюкер сидела в мрачной, отделанной дубом гостиной одноногого полковника. Его жена угостила их шампанским из бузины. Потом в дверь позвонили, и вошел советник интендантской службы. Он был небольшого роста, но отнюдь не коротышка и тем более не альбинос. А вот жену спекулянт описал необычайно точно: золотые волосы, удивительной красоты изгиб бровей, цвет лица светлый, почти прозрачный и нежный, как фарфор. Высокая – на голову выше советника, – стройная, красивые руки, пальцы, ноги.