Пьяные птицы, веселые волки - Евгений Бабушкин

Вот и в наше укрытие пришла весна.

Не знаю, как там, где и что, а воздух пропах зелёным. Ночь зашумела. И это проникло на четыре человеческих роста под землю: к нам. И наш бетон задрожал от птичьих звуков. И свет стал прозрачней.

Всё было, конечно, не так. Не совсем так. А вот как было: безрукие сыграли, безглазые спели, тысячи тысяч вдохнули в такт, Нинель испекла пирожки, человек заварил кофе, а Циклоп насыпал туда чего-то для ясности.

А я распахнул рот и подвигал челюстью, чтоб захрустело.

Послушайте сказку, люди мои, люди.

Ну!

Любишь смеяться – люби и на поминках сплясать.

Папу посадили за устройство мозга: нарвал травы из-под забора, покурил, не помогло, взял водки, смешал, стало мутно, ну и убил кого-то кое-как, случайного мужчину. Это степь, тут ходят.

В тюрьме папа загрустил, проглотил лезвие, но не умер, а остался жить дырявым: пол, потолок, стена, стена, стена.

Некрасивая мама тоже осталась одна, с дочкой. Тоже пила, конечно. Это степь, вы бы видели её в цвету. Трудно на её фоне.

Мама пасла голубей. В левой руке хлеб, в правой руке прут. Манила их крошками, а потом хлестала, стараясь размозжить голову. Девочка тем временем ходила вся обделанная. Ела что попало, и было ей постоянно плохо, и её заставляли саму убирать.

Из города приехала бабушка – дырявого папы мама. Она смотрела на девочку с лёгким омерзением, на все эти пятна и потёки. Она-то из этой степи сбежала давно ещё. Она-то выгодно выделялась, у неё были тонкие ноги и молодой рот, все зубы целы. Мама протянула ей прут и хихикнула:

– Г-г-голуби.

Бабушка спросила девочку, что ей привезти из большого города. А девочка – я не был там, понимаете, я там не был, а то бы взял и исправил всё на месте и навсегда, – а девочка ответила:

– Конфету на палке, три колечка, по кольцу на пальчик, и каблучки, чтобы цокать.

Бабушка выразилась в том смысле, что пальчиков-то пять, но девочке нравилось повторять «три колечка» и «каблучки». Понимаете, это звучит хорошо. Почти как кабаре «Кипарис». А у девочки был музыкальный слух. Она бы стала поэтессой или скрипачкой, она бы выступала тут перед нами, если бы, конечно, сбежала из той дыры.

Каждую неделю в степи что-то горело. То булочная. То библиотека. Девочка училась драться и курить. Мама вообще не понимала ничего.

Я эту бабушку обделанной девочки знал ой как здорово, метил к ней в зяти, чтобы, значит, эта девочка стала двоюродной сестрой моим собственным будущим детям – чистым, счастливым, любимым. Нет, ну о девочке-то я тогда не думал, просто полюбил младшую сестру дырявого папы, золовку пьяной мамы, тётю обделанной девочки, тоже с тонкими ногами и молодым ртом, это семейное. Но потом я услышал всё целиком:

– Как же мне вас жалко!

Это сказала девочка на прощание. И обняла бабушку за тонкие ноги.

– Что же нас жалеть?

– Ты умрёшь. А я не хочу, чтобы ты умирала. Я хочу, чтобы никто не умирал.

Говорят, все мои сказки злые: шёл, упал, убился. А что делать, если всё так и происходит. Так и происходит всё. Ну, в этот раз я решил, что всё произойдёт по-другому. Что привезу ей конфету на палке, три колечка, по кольцу на пальчик, и каблучки, чтобы цокать.

Знаете, мечтал, удочерю, вывезу из этой степи в наши края. Всё же у нас ну хотя бы не горит ничего, давно сгорело. Я бы эту девочку любил бы. Отдал бы её в музыкалку по классу баяна. У меня же все условия. Квартира на окраине. Стены выкрашены зелёным и испачканы красным, чтобы было похоже на степь в цвету. Всё у меня нормально. Пол, потолок, стена, стена, стена.

Мы уже с той, с её тётей, всё спланировали. Знали, где сами ляжем, куда её положим, девочку-то. Но, понимаете, я полжизни наклеивал бумажки на стекляшки, ну, или что-то вроде, и тут как раз опять потерял работу. Денег совсем не стало. А когда денег совсем не становится, это как пол, потолок, стена, стена, стена.

И мы вот что придумали. Отлично мы придумали. Что мы возьмём девочку как бы в кредит у неё же. Это ведь всего лишь одна почка. Она пригодится другой, счастливой девочке, чтобы продлить её счастье. А нашу, плохонькую, мы переправим за почку сюда. Я на остатки куплю шкаф, чтобы она в него потом пряталась. Кровать, чтоб она по ней потом каталась. Стул, с которого она потом прочитает стихи о счастье. Себе – куртку. Вы понимаете меня? Понимаете? Я же всё хотел нормально сделать. И операция-то была простая. Но это же степь.

– Так, погоди, – сказали из зала. Я не понял кто. Просто кто-то. – Так, погоди. Это всё правда?

– Каждое слово. Я же тут.

– То есть адрес у этой девочки есть, имя и фамилия?

– Были.

– Были?

– Были. Ну, и есть. У мёртвых тоже есть адреса.

– Так вся эта мясорубка – правда?

– Неделю вертел, чтобы вы спросили.

– А ещё есть?

– Что?

– Девочки такие. Которых мучают.

– Целый мир.

И тогда на сцену вышел человек, и в руках его была винтовка.

– Кипарис посвящён Плутону, то есть покойникам, но не вам, пока ещё не вам. Кипарис убил оленя, а после одеревенел, чтоб горько плакать, как вы сейчас, как вы. Из кипариса сколотили ковчег, чтоб все спаслись, и вы тоже будете спасены. Кипарис, наконец, – это просто красивое дерево. И звучит хорошо: кабаре «Кипарис»! Но позвольте напомнить правду. Мы находимся в отдельно стоящем убежище первого класса с расчётной нагрузкой избыточного давления ударной волны 5 килограмм-сантиметров на сантиметр квадратный. С защитой от поражающих факторов термоядерного оружия. Убежище оборудовано медицинским пунктом, фильтровентиляционной камерой, дизельной электростанцией и продуктовым складом. Влажность 70 %, температура 23 градуса, содержание углекислого газа не более 1 %. И мы можем хоть век рисовать на стенах цветочки, а цифры останутся прежними. А ещё тут есть резервный склад оружия, он за той чёрной дверью направо от бара, и сегодня, только сегодня там не заперто.

Человек поднял винтовку, и пули полетели в небо, но заколотили по потолку.

– Всё п-п-просто, – сказал человек. – Теперь сами.

Люди встали, и были их тысячи тысяч, но это мне, наверно, показалось, потому что под землёй темновато всё-таки. Люди взяли оружие. Люди пошли. Я тоже пошёл, человек среди прочих, в свистящую зеленью ночь. В хрустящий листьями холод. В лёд, в лёд, в лёд. В тёплую талую воду. Шёл и думал, шёл и думал, шёл и думал, что если мы спасёмся – да, если мы спасёмся! —

отличная

выйдет

сказка.

Играют: Ваня, Вика, Виола, Вован.