Миледи и притворщик - Антонина Ванина

– И они послушали Мортена?

– Те люди – да. Кто-то из них уже слышал истории об отце, что он хоть и строгий полицмейстер, но одинаково справедлив и к тромцам и, что важно, к сарпальцам. За этого его многие уважали. И поэтому предводители восстания решили, что могут положиться на слово моего отца.

Вот это да. Наверное, это первый раз, когда мне приходится восхищаться Мортеном. Это теперь он в обычной жизни просто грубиян и циник. А когда-то в критической ситуации смог взять ситуацию под контроль, и сделать то, что должны были делать другие должностные лица – спасать людей.

– И он смог эвакуировать людей за три дня? – спросила я.

– Из Камкута – да. Но были и другие города, где начальники станций и охранных отрядов не смогли найти с восставшими общий язык. Фактически, отец организовал поиски выживших, он уговорил поездную бригаду одного из составов проехаться по перекрёстной ветке и поискать выживших. Это было очень опасно, потому что сарпальцы не желали больше видеть идущие по путям поезда. Где-то они пытались разбирать пути, где-то закидывали вагоны камнями и копьями. Отец никогда мне об этом не говорил, но я знаю от других очевидцев, что порой им приходилось отстреливаться и даже давить преградивших пути фанатиков.

– Так это и послужило основой для легенды о поезде-призраке с тромцами, который губит сарпальцев, – догадалась я.

– Отчасти. Я думаю, легенда о поезде-призраке появилась только потому, что после изгнания тромцев у старосарпальцев появилось время многое переосмыслить. Когда гнев и желание громить прошли, они увидели, что жизнь простых людей изменилась, но далеко не к лучшему. У многих не стало оплачиваемой работы, с рынков исчезли облегчающие быт товары. Электричество пропало, вода в водопроводе тоже. Совсем не радостная жизнь настала, люди то и дело стали вспоминать, что при тромцах-то было лучше. А потом пришло осознание из-за чего и кого тромцев в Старом Сарпале больше нет. Да, об этом не говорят вслух, но люди не могут не чувствовать своей вины за то, что равнодушно смотрели, как убивают женщин и детей. Им стыдно, в глубине души они понимают, что виноваты в страшных преступлениях. А за всякое преступление должно быть наказание. Вот этот поезд-призрак и есть орудие возмездия для всех старосарпальцев, которые громили тромские кварталы и теперь боятся, что кара их непременно настигнет. И, знаешь, порой страх – это достойное наказание. Из тюрьмы можно сбежать, а от страха отделаться куда сложней.

Он замолчал. А я не знала, что тут ещё сказать. Стиан прав, страх – суровая кара для тех, чья совесть нечиста. Наверное, именно поэтому мы решили смастерить факелы из палок и пропитанных маслом полосок ткани. С ними мы неспешно принялись гулять по тоннелю, сначала в одну сторону, что вела к выходу в долину, где пастухи и сейчас могут перегонять скот, а потом мы пошли в другую сторону, что вела к городу неподалёку. Пусть и там и там видят призрачные огни в тоннеле, пусть со страхом думают о поезде-призраке и вспоминают о невинно убиенных людях. Нет ничего плохого, когда совесть не спит, а душа рефлексирует о том, что есть хорошо, а что плохо.

– Завтра на рынке обязательно будут разговоры о том, что призрачные кочегары уже выехали на поиски новых жертв, – заметил Стиан, когда мы на подступах к выходу из тоннеля повернули обратно и пошли к нашему костру. – После этого ещё месяц никто и не подумает приблизиться к рельсам, не то, что их перейти.

– Это хорошо для нас?

– Просто замечательно. Мы можем и дни, и ночи передвигаться вдоль путей, и никто нас там даже не подумает беспокоить.

– И как далеко мы сможем зайти? Где кончается железная дорога?

– На наше счастье – у границы с Румелатом. Когда-то правительница Генетра изъявила интерес к строительству путей, но дело не успело дойти даже до планирования и инженерных изысканий. Но ветку на всякий случай довели до границы. На будущее, которое так и не настало.

– Значит, мы сможем ехать и ехать, никуда не сворачивая, и так доберёмся до Румелата?

– Нет, свернуть всё же придётся, когда будем приближаться к Шамфару. Когда-то в центре города был столичный вокзал, так что пути ведут прямо в город. Вернее, вели. Пока их не разобрали.

– Но в жёлтой хламиде я ведь смогу хоть через тряпку посмотреть на колыбель сарпальского государства?

– Завтрашний день покажет, – не слишком-то охотно сказал он.

– А что будет завтра?

– Завтра заедем на рынок в Манзо. Там и поглядим, как на твоё появление отреагируют люди.

– Звучит как-то не очень хорошо.

– Не бойся, я ведь буду рядом. Манзо – город небольшой, рынок есть и на окраине, так что если что-то пойдёт не так, мы успеем сбежать.

Хм… а это звучит совсем уж скверно. Как мне теперь заснуть и перестать вспоминать слова Рагнара о том, что меня обязательно разоблачат и продадут на невольничьем рынке в первом же городе, куда мы войдём? Наверное, только объятия любимого и помогут мне прогнать дурные мысли. Стиан обещал, что рядом с ним мне ничего не грозит. Значит, пока мы вместе, я всегда могу чувствовать себя в полной безопасности.

Манзо встретил нас ощеренной крепостной стеной, распахнутой пастью ворот и перекинутым через ров с затхлой жижей языком моста. Мне и вправду казалось, что мы въезжаем прямиком в глотку древнего чудовища, которое непременно перемелет нас, прожуёт и выплюнет. Прямо как тромцев когда-то… Всё-таки вчерашний рассказ Стиана наложил свой отпечаток на моё восприятие окружающей действительности. А ещё растерянные взгляды стражей у ворот и шепотки простых прохожих, что шарахнулись, завидев нас:

– Смотри, какой косматый полукровка к нам заявился. Взгляд у него недобрый. Точно лихой человек.

– И ещё лишайную с собой притащил. Накликает она на нас беду.

– Точно. Говорят, сегодня ночью на холме видели блуждающие огни. Наверное, призраки снова собираются на пиршество и скоро поедут искать себе добычу на потеху…

– Ну всё, теперь ночью из дома ни шагу ногой. Я слышал, плотник Рупеш в том году после заката побежал лекаря для захворавшего сына искать, и вдруг возле пекарской лавки, где раньше заморские извозчики обитали, услышал он, как лязгает что-то, будто из-под земли вырваться хочет.

– Так это ж колеи железные, которые с корнем вырвали и булыжниками вымостили, затрепетали. Не иначе тромские духи на повозке своей призрачной выехали на охоту по старой памяти, где при жизни по колеям железным шастали.

– Плотник Рупеш так и подумал. И припустил он вдоль по улице, а за ним всё невидимая повозка грохотала, и голоса гаденькие вслед кричали: "Не спеши, всё равно поймаем, в печи поджарим и съедим. Косточки твои обглодаем и шакалам кинем, а душу твою себе оставим. Будешь ездить с нами по всей земле, и глодать своих братьев до скончания века". Рупеш такого страху натерпелся, что словами не описать. И пока он с улицы-то не свернул, под которой раньше железные колеи лежали, повозка всё ехала за ним, грохотала, а духи всё гоготали и грозились его съесть. Еле спасся.