Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге) - Шопперт

полки и группы рабочих выступают под знаменами, на которых начертано: "Да здравствует революция!", "Крестьяне — к плугу, рабочие — к станкам и прессам, солдаты — в окопы!", "Мы, свободный народ России, защитим страну и революцию!"»

Но одно дело — гулять по улицам с плакатами в руках и выкрикивать красивые лозунги, и совсем другое — выполнять их на деле. Для того чтобы вернуть страну в русло нормальной жизни, нужна была твердая политическая воля новой власти, с чем Временное правительство так и не справилось.

Многочисленные партии различных идеологий и уклонов своей междоусобной грызней за власть продолжали будоражить и так почти уже не управляемый народ. Особые споры вызвал вопрос о войне, ее окончании и справедливом мире. Во всех революционных партиях России однозначного подхода к этому вопросу не было. И постепенно оформились две главные противоборствующие силы — «социал-патриоты» (или оборонцы) и «интернационалисты».

Оказавшись в стане социал-патриотов, которые ратовали за продолжение военных действий с Германией и ее коалицией, Сорокин отстаивал позицию «Войны до победного конца!» на страницах организованной правыми эсерами газеты «Воля народа», где он вел популярную колонку «Взгляд социолога».

Основные политические и идеологические противники Сорокина — интернационалисты, возглавляемые Лениным, в пику социал-патриотам, выдвинули свой лозунг: «Мир — хижинам!

Война — дворцам!» Они желали заменить интернациональную, мировую войну глобальной «классовой войной».

В пылу полемики Сорокин напрочь забывает о своих пацифистских заявлениях, которыми он щеголял еще какихто пару-тройку лет назад, будучи студентом Психоневрологического института. Теперь его не пугают ни «искусство массового убийства», ни аресты политических противников.

«Будь я на месте правительства, я бы арестовал их без промедления», — заявляет он своим соратникам, прослушав речи Ленина, Зиновьева и Троцкого, выступавших перед рабочими с балкона дворца Кшесинской.

В ряде публикаций «Воли народа» эсерами была поддержана идея государственной независимости Чехии. Сорокин и сам написал одну из таких статей. Вскоре после публикации в редакцию пришел пражский профессор Томаш Мазарик и пожелал познакомиться с автором. Мазарик был автором ряда книг по современной философии и социологии.

Пражский профессор и молодой лидер эсеровской партии сразу же сдружились. Эта дружба весьма пригодилась Сорокину, когда через каких-то 5 лет он был выдворен из большевистской России, а Мазарик к тому времени стал первым президентом независимой Чехии.

Немало усилий было приложено Сорокиным и для организации и проведения 1-го Всероссийского съезда крестьянских депутатов, где он, войдя в Исполнительный комитет Крестьянского Совета, неистово призывал крестьян к патриотизму, к безоговорочной поддержке Временного правительства и к отказу от самовольного захвата земель.

Среди этой сумятицы митингов, демонстраций, заседаний Сорокин находит время и на личную жизнь. 26 мая 1917 года он вступает в законный брак с дочерью поместного дворянина — Таврической губернии Еленой Петровной Баратынской.

Молодые люди познакомились еще 1912 году в доме все того же профессора Жакова на одном из литературных вечеров.

Елена была студенткой Высших женских (Бестужевских) курсов, и ее покорили эрудированность и напористость северного самородка, к тому же уже тогда многие авторитетные столичные профессора прочили молодому дарованию завидное научное будущее. Она видела в Сорокине будущего Ломоносова.

Вот как сам жених описывает свою свадьбу:

«Она представляла действительно революционное бракосочетание.

После церемонии венчания в церкви, на которую я явился прямиком с какого-то важного митинга, мы с женой и друзьями имели только полчаса на обед, а затем мне уже надо было поторапливаться на другое окаянное мероприятие. Наверное, такое может случиться только в войну или во время революции».

Необычность и пикантность революционной свадьбы собравшиеся гости смогли оценить в полной мере после того, как жених и невеста исчезли из ресторана, предоставив им самим расплачиваться за съеденное и выпитое.

Возможно, возбужденные молодожены просто забыли о такой мелочи, но, скорее всего, их захватила пьянящая атмосфера революционного города, где отовсюду неслись возгласы: «Да здравствует свобода! Нынче все дозволено!»

Кризис двоевластия. Большевистский переворот

После провала «летнего наступления Керенского» на фронтах Первой мировой войны, когда русская армия под натиском германских и австро-венгерских войск бежала, сметая все на своем пути, в столице вновь обострилось противостояние между Советами и Временным правительством.

Чтобы покончить с двоевластием, генерал Л. Корнилов организовал особую армию под командованием генерала А. М. Крымова и направил ее в Петроград, рассчитывая силой сбросить и Советы, и правительство Керенского, а самому стать диктатором — для полного наведения порядка в стране. Корнилов считал, что, узнав о его походе, большевики попытаются взять власть вооруженным путем, и тогда, уже на законном основании, их можно будет уничтожить.

Но большевики пошли на сотрудничество с другими партиями.

На заседании Исполнительного комитета Совета был избран «Комитет народной борьбы с контрреволюцией» из 22 членов; Сорокин, занимавший к тому времени должность личного секретаря министра-председателя Временного правительства Керенского, стал одним из них. Первоочередной задачей комитета была определена работа по организации пропаганды среди войск Корнилова. Секретарь министра-председателя бок о бок с вошедшими в комитет большевиками трудился над воззваниями и прокламациями, инструктировал агитаторов. Казалось, общая угроза примирила врагов, но это была лишь очередная иллюзия. Вскоре большевики потребовали освобождения из тюрьмы своих товарищей — Троцкого, Коллонтай и других. Сорокин и другие члены Совета резко протестовали. Снова начались раздор и противостояние, и снова большевики взяли верх. Совет выполнил их требования.

Между тем откомандированные комитетом агитаторы разных мастей и национальностей (в эшелонах на Петроград двигалась «дикая дивизия») сделали свое дело. В 50 километрах от Петрограда войска Корнилова были остановлены, началось их братание с войсками Временного правительства.

Командующий «контрреволюционными» войсками генерал Крымов явился к министру-председателю Керенскому и после короткого разговора с ним застрелился. «По-моему, все корниловское дело было трагедией. Мотивы Корнилова и Крымова были абсолютно чистыми и патриотичными. Ни в коей мере это не было "контрреволюцией"», — напишет много лет спустя Сорокин.

Большевистский мятеж в ноябре 1917 года Сорокин встретил двумя гневными статьями «Победителям» и «Во власти преторианцев», напечатанными в «Воле народа».

В них секретарь свергнутого министра-председателя, не стесняясь в выражениях, с присущим неистовством клеймил большевиков:

«Прежде всего, вы гг. большевики, — лгуны, жалкие презренные лгуны. Съезда Советов нет, есть только сходбище большевиков. Вы лжете и говорите, что съезд есть…

Вы — грабители. Это второе ваше имя. Вы разграбили Зимний дворец, национальное достояние, изодрали редкие картины и растащили драгоценности.

Вы — пьяные идиоты. В трагические минуты революции что вы делаете? Добравшись до складов Зимнего дворца, вы, стая жадных псов, набрасываетесь на вина, напиваетесь и безумствуете в пьяном кошмаре.