Время нарушать запреты - Марина и Сергей Дяченко

Странное дело свершилось в этот миг на заброшенном кургане. Коренной, настоящий археолог не стал поправлять невежду, посмевшую назвать раскоп какой-то «ямой». Наверное, девушка и в самом деле хорошо смеялась.

– Я действительно из, как вы говорите, домиков, но отдыхаю не после трудов, а перед. О вас мне рассказали ребята. Они первокурсники, пытались играть со мной в волейбол и очень вас боятся.

– При этом считают занудой и карьеристом, мечтающим об аспирантуре на нашей кафедре, – согласился Максим.

Тут бы девушке его поправить (для того и говорилось), но Нина почему-то смолчала. Лишь поглядела – очень внимательно. Максиму немедленно захотелось вынуть из кармана забытую в палатке расческу, а заодно сбегать в ту же палатку за бритвой. Археолог в поле – не студент в актовом зале. Во всем остальном расческа с бритвой помочь не могли. Максим был уверен, что внешностью не вышел, равно как и ростом, а если тебя вдобавок сразу же признали занудой…

Он поглядел на часы, чтобы замотивировать отход, но девушка внезапно шагнула ближе.

– Так… Обидела, причем ни за что ни про что. Максим, мне очень нравятся зануды, а мечта об аспирантуре – чудесная мечта. Смотреть на часы не надо, этот прием давно не проходит.

– Вы – психолог, – понял он.

– Четвертый курс. – Девушка вздохнула. – Как психолог, предлагаю немедленно перейти на «ты» и оценить ситуацию. Пришла я сюда, конечно, не случайно, но вот знакомиться ни с кем не хотела, даже с археологами. Напротив, мечтала побыть в одиночестве. Кажется, наши мотивации совпадают?

Максим кивнул, прикидывая, что о привычке быть лидером в умной беседе временно придется забыть. Психолог, значит?

– Не только мотивации, Нина. У нас с тобой одинаковая привычка находить самые мудреные слова для простейших вещей, мы оба о себе слишком высокого мнения, а познакомиться со мной ты все-таки хотела.

На этом можно было и расходиться. Но они остались.

3

Дождь пошел в конце четвертой недели, почти под самую завязку. Великий Закон Вредности, о котором знает любой археолог, сработал без осечки. Что толку в уже сделанном, в извлеченном, упакованном и описанном, если срывается главное, из-за чего затеян сезон? Большой Курган, почти вскрытый, освобожденный от чудовищной многометровой засыпи, почти готовый отдать все, что уцелело от Времени, казалось, передумал. Аккуратный, пять на пять «квадратов», раскоп не так уж и медленно, зато верно превращался в бассейн со склизкими глинистыми стенками.

Древние боги не отдавали своих мертвецов.

Утром, когда закапало, начальник Сергей Сергеевич стал бел. К полудню, как полило, – желт. После двух часов дня ливень стих, и лицо Сергея Сергеевича начало розоветь.

К пяти вечера вновь лило, на этот раз беспощадно, от души.

Смотреть, как начальник зеленеет, Максим не стал. В пять пятнадцать он уже подходил к деревянному домику у реки. Третий слева, синий, с небольшой верандой.

Нина стояла возле открытой двери, зажав в пальцах сигарету.

– Ты куришь, – отметил он очевидное, но прежде невиданное.

– А у вас дождь, наверняка все залило, но ты – не куришь, – согласилась девушка, затягиваясь в последний раз и бросая окурок в ближайшую лужу. – Вывод: мои обстоятельства сложнее.

Он поглядел Нине в глаза и понял, что игры в прикладную психологию кончились. Совсем. На миг Максим пожалел, что пришел. Но раз пришел…

– Помочь могу?

Беспомощный по форме и по содержанию вопрос подразумевал любой ответ. От просьбы ссудить двадцатью рублями до предложения совершить чудо. Причем здесь же, не сходя с мокрой веранды.

– Можешь. Соверши чудо.

Странно, но Максим словно этого и ждал. Влажная ладонь скользнула в карман штормовки.

– Единственная ценная вещь у меня, кроме зачетки. Но зачетка чудес не творит. Это – может.

Сорвавшаяся с жестяного карниза капля умыла сердолик.

– Заходи в дом, я чай заварила. – Нина осторожно взяла в руки бусину, на миг задумалась. – На ней ведь кровь, правда? Твоя?

– Эта девушка из кургана должна тебя полюбить.

– Должна была бы, – уточнил въедливый Максим. – А главное – за что?

В жестяных кружках дымился чай, штормовка сохла у горящей электроплитки. За окном шумел ливень, переходящий в потоп.

– Скифы верили в вечную жизнь. Поэтому не «бы», – невесело улыбнулась Нина. – А за что… Ты ведь ей эту вечную жизнь подарил заново, разве не так? Навел порядок в царстве мертвых?

Сердоликовая бусина лежала на столе, рядом с пачкой рафинада.

Максим кивнул:

– Именно. Могу пересказать соответствующую главу из монографии Абаева. И ведь что интересно, Нина? За эти дни мы обсудили с тобой не только все обязательные для интелей…

– Прости? – Кружка в руке девушки дрогнула. – Ах да, опять Стругацкие!

– И опять «именно». Все обязательные для интелей темы, даже перешли на дополнительную программу. Это с одной стороны. С другой же… Я, как предатель на допросе, выложил о себе все, включая сагу о дедушке, Максиме Ивановиче, который умудрился именно в здешних местах сложить свою комсомольскую голову в самый разгар коллективизации. И ты слушала, как будто тебе интересно.

Кружка в ее руках вновь дрогнула. Кипяток плеснул на пачку с сахаром.

– Мне было интересно, Максим. Если не веришь, то… поверь. Могу продолжить. Я о себе ничего не рассказывала, а ты, как истинный… интель, не спрашивал. А теперь тонко намекаешь, что мои неприятности где-то там.

Максим поглядел в залитое белой водой стекло. Темнеет; если будет лить всю ночь, прощай, Большой Курган!

– Разве что очень тонко, Нина.

Девушка поставила кружку на стол, вытерла мокрое запястье носовым платком, закусила губу.

– Тебе нужно было уйти сразу. У тебя и так хватает проблем с твоим курганом.

– То, что я не русская, ты уже понял.

Максим пожал плечами. Сам он, будучи насмерть обруселым украинцем, все-таки не видел в том особой беды. Более того, казацкие гены порою нашептывали ему, что русским быть совсем не обязательно.

Теперь они сидели на кровати – панцирной, с никелированными шариками по углам. Нина – возле пододвинутой к стене подушки, он – на противоположном конце. Между ними громоздился полуразобранный рюкзак.

– Я не только не русская… Остальное домысли себе сам. Извини, не могу.

На сей раз Максим моргнул – не хуже Сергея Сергеевича. Почему-то подумалось о чилийских эмигрантах. Нет, не похожа.

– Домысливать не хочу. Извини – взаимно.

Девушка провела рукой по лицу. Затем в ее ладони оказалась знакомая бусина.