Магия ворона - Маргарет Роджерсон

После долгого молчания он, наконец, медленно кивнул.

– Очень хорошо. Я больше не буду предлагать тебе это. Но тогда нам необходимо обсудить кое-что еще, прежде чем мы снова двинемся в путь к весеннему двору. Это очень важно.

– Пожалуйста, продолжай, – сказала я. Ледяной ужас, охвативший меня, понемногу отступал, оставляя лишь легкую дрожь и слабость. От того, что я увидела Зеленый Колодец и вслух отказалась от него, мне почему-то стало не так страшно. Я встретилась с этой опасностью и осталась невредимой.

Папоротники зашуршали. Я подняла голову; Грач встал и начал мерить поляну шагами.

– Фейри не берут людей с собой в лес просто так. На самом деле смертные не посещали весенний двор уже более тысячи лет, и ты будешь первой. Чтобы избегнуть подозрений, нам нужно придумать какое-нибудь объяснение, почему мы путешествуем вместе. Но…

– Это не может быть ложью, потому что тогда ты не сможешь об этом говорить.

Он взглянул на меня и резко кивнул.

– Я слышала, – продолжила я, – что ложь лучше всего работает, когда она близка к правде. О чем они подумают в первую очередь, когда увидят нас вместе?

– Что мы влюблены друг в друга, – сказал он абсолютно спокойным тоном.

– И с тобой это уже не в первый раз. – Он оцепенел. – Я увидела, что ты хранишь в своей броши – случайно, когда ты был без сознания. Прости, Грач. Я не хочу лезть не в свое дело, но это имеет прямое отношение к ситуации. Разумеется, они сделают такие выводы, как бы далеки они ни были от правды…

Его оцепенение говорило само за себя. Ужас охватил меня, зазвенев внутри, как удар гонга. По коже пробежал холодок.

– Ты влюблен в меня? – ахнула я.

Ответом мне была неприятная тишина. Грач не смотрел в мою сторону.

– Прошу, скажи что-нибудь.

Он резко развернулся.

– Неужели это настолько ужасно? Ты так говоришь, как будто это самая чудовищная вещь, которую ты вообще могла себе вообразить. Не то чтобы я сделал это специально. Но почему-то мне начали нравиться твои… твои раздражающие вопросы, твои короткие ноги, твои случайные попытки меня убить.

Я опешила.

– Это худшее признание в любви, которое я когда-либо слышала!

– Какая удача, – горько сказал он, – как же тебе повезло – нам обоим повезло, – что ты так думаешь и чувствуешь. Значит, мы вряд ли нарушим Благой Закон. – Я отвернулась, чтобы не смотреть ему в глаза, полные неприкрытого страдания. – Любовь, в конце концов, должна быть взаимной.

– Отлично, – согласилась я, очень внимательно рассматривая свои руки.

– Да, отлично! – Он шагал по поляне взад и вперед. – Ты очень ясно дала мне понять, что думаешь по поводу всего народа фейри. А теперь хватит заставлять меня чувствовать, – потребовал он, как будто это было просто, как щелкнуть пальцами. – Мне надо подумать.

Мое лицо одновременно горело и леденело; слова Грача звенели в ушах. Да уж, совсем не так я представляла себе наш роман – если бы до него вообще дошло. Боже, как близки мы были к катастрофе. Если бы только наши чувства друг к другу как-то пересеклись…

Но имело бы это значение? Я больше не была уверена, что то, что я чувствовала тогда, в моей мастерской, можно было назвать любовью. Да, тогда мне так казалось. Раньше я никогда не испытывала ничего подобного. Но я почти не знала его, хоть в ту пору мое слепое увлечение и заставляло меня думать, будто мы годами доверяли друг другу самые сокровенные секреты. И можно ли было любить кого-то вот так, когда этот кто-то для тебя был всего лишь приятной иллюзией? Если бы я знала, что вскоре он похитит меня из-за какого-то портрета, я бы, скорее всего, переменила свое мнение.

И все же я чувствовала к нему что-то. Что это было? Я пыталась распутать свои эмоции, как туго затянутый узел, и ни на йоту не приблизилась к ответу. Была ли я влюблена в то, что он олицетворял, – тоскливый осенний ветер, обещание, что вечное лето однажды закончится? Хотела ли я просто изменить свою жизнь… или же изменить ее именно с ним?

Если честно, понятия не имела, как влюбленные люди вообще понимали, что они влюблены. Была ли в этом узле хоть одна ниточка, которую можно было выдернуть и сказать: «Ага! Я влюблена! Вот доказательство!» – или же все мы были вечно обречены копаться в этой беспорядочной куче «если», «но» и «может быть»?

Ох, ну и бардак. Я уткнулась лицом в свои юбки и устало застонала.

Я знала наверняка только одну вещь. Если даже не могла понять, что происходит в моей голове, Благой Закон за меня это уже точно бы не сделал.

На моих растрепанных волосах появилась тень Грача.

– Твое поведение меня очень отвлекает, – объявил он. – Мне нужно поскорее придумать решение, иначе мы застрянем здесь на ночь.

– Что бы мы ни придумали, – мой голос звучал глухо, потому что голову я так и не подняла, – это должно быть как-то связано с Ремеслом. Уж оно-то их точно отвлечет.

Я запоздала поняла, что самостоятельно Грач в этой области не сможет сообразить ничего. У него не было ни малейшего понятия о том, что представляло собой Ремесло. Я украдкой бросила на него взгляд сквозь волосы. Как и ожидалось, он выглядел чрезвычайно раздосадованным; на скулах у него ходили желваки.

Значит, решать эту проблему предстояло мне самой, что, без сомнения, было только к лучшему для нас обоих. Я мысленно представила все трудности на нашем пути, как мазки краски: мое присутствие в лесу, компанию Грача, даже историю о его портрете, слухи о котором, вероятно, уже добрались до весеннего двора. И как будто смешав новый цвет, я вдруг начала различать на воображаемой картинке не просто удовлетворительный, а даже вполне выдающийся способ разобраться со всем этим.

– Слушай, – сказала я, поднимая голову, – у меня есть идея.

МОЙ план потребовал подготовки, чтобы Грач точно смог произнести нужные реплики. Мы репетировали их по дороге, и он, кажется, был доволен тем, как они звучали. Я и сама была довольна. Мне казалось, будто только что заключила договор о каком-то особенно непростом заклинании или заранее растянула холсты на целый месяц вперед. Мой мир снова был упорядочен, и я наконец-то могла контролировать свое будущее. Более того, если бы все прошло удачно, я бы исправила свою случайную оплошность.

– Ты правда думаешь, что это может помочь тебе спасти репутацию? – спросила я, приподнимая юбки, чтобы перешагнуть через заросли желтых первоцветов. Мы шли по широкому лугу. Каждый раз, когда ветер менял направление, он приносил новый аромат. Какие-то я узнавала, а какие-то чувствовала впервые.

– На этом этапе я уже сомневаюсь, что ее вообще еще можно спасти, – ответил он, кривовато улыбнувшись. – Но портрет… да, полагаю. Я рад, что твои интриги больше не направлены против меня. Ты куда коварнее, чем кажешься.

Хоть я и старалась изо всех сил игнорировать подобные мысли, эхо его признания слышалось мне во всем, что бы он ни говорил. Теперь, зная о чувствах принца, я узнавала в его тоне нотки теплого восхищения. Несмотря на то что мы воспрянули духом, атмосфера все равно оставалась напряженной. Я выдавила смешок, глядя себе под ноги, рассматривая высокие переплетенные стебли цветов.